- А вот, барин, попробуйте стряпни хохляцкой, вкусной, натуральной! Запейте певком, в брухе и выйдет сладостное бурчание! А пропукавшись власть - обретете покой и бездонный сон!
Но Евдокимов отбился и торопливо скрылся за воротами. "Ну, и дурак", сказал ему в спину торговец и начал раздувать угли. Птичка вошла в клетку и без ведома сотоварищей по службе уже не сможет выйти. Ведь не придет же в голову надворному советнику и кавалеру удирать с тыльной стороны - по оврагам и буеракам? Да и зачем?
Евгений Анатольевич между тем миновал сторожа с колотушкой, прачек, кои развешивали на веревках больничное белье (ярко выраженные еврейки, что заметно смутило Евдокимова - он был убежден, что последователи Адонаи1, достигнув благоденствия, безжалостно эксплуатируют труд православных), и, поднявшись на добротно выделанное крыльцо, очутился перед входом, около которого стоял, привалившись к перилам, и ковырял в носу молодой человек иудейской наружности, с длинными свалявшимися пейсами огненно-рыжего цвета.
- Мне Зайцева, - бросил Евдокимов, пытаясь пройти.
- А мы принимаем только больных христиан, - нагло заявил парень. Здоровые здесь не ходят.
- Это... почему? - опешил Евгений Анатольевич.
- Да у вас на лице написано: очень пахнет. Разве нет?
- Поговори мне, умник... - пробормотал Евдокимов.- Где Иона Маркович?
Парень поскреб кожу под правой пейсой:
- Нету, значит.
- А где?
- Умер. Восемь лет тому.
"Дубье... - захлебнулся яростью. - Знатоки чертовы. Даже не знают, кто новый владелец".
- Ладно. А кто теперь?
- Марк Ионович. Сынок. И жена его. Урожденная Этингер. Знаменитая фамилия...
- Черт бы тебя взял... Я это и без тебя знаю! Этингеры. Из Галиции. Они бывают здесь?
Рыжий смотрел ошеломленно и тон сменил мгновенно, его безукоризненно русский выговор вдруг зазвучал густо-местечково:
- Ви... Таки извиняйте, я полный и круглый идьёт. Я уже не догадался... Они имеют бивать. В январе бивали, били то есть. Я понимаю, что ви тепэр илучче мине имеете понять? Они уехамши... - Последние два слова он произнес вполне по-русски.
- О, скотина... - задохнулся Евгений Анатольевич.- Сейчас, сейчас кто?
- Борух Зайцев. Вы идите, оне у себя... - ухмыльнулся парень.
Поднялся по лестнице, ярость душила: "Негодяй, Кулябка, проклятый, удружил, сволочь... Журналист... Еврейская среда... Да мне-то что?!" Толстая старая еврейка в синем сатиновом халате протирала стекла, изредка отдыхивая на зеркальную поверхность и проверяя тряпкой: чисто ли.
- Борух Зайцев мне надобен, - зло сказал ей в спину.