– Нам сказали – пятьдесят шесть градусов мороза. А ведь верно, винтовка моя пятнадцатизарядная замерзла, даже патрон в патронник дослать не мог. А у финнов все стреляло. А я примерз ко льду. Ребята меня ночью из него вырубали. Вы не знаете, почему артиллерийской поддержки не было?
– Выздоравливайте, товарищ Литов, – сказал Никита, и они вышли из палаты…
Допросный конвейер продолжался целые сутки. На следующий день они докладывали о результатах расследования в штабе армии. В большой накуренной комнате собралось много командиров разных званий. Первым стал докладывать Никита:
– Нами выявлено, что одной из причин неудачных действий 2-го батальона является то, что было потеряно управление подразделениями. Молодой, необстрелянный командир батальона, капитан Костюченко, растерялся. Выбиваясь из сил, он старался наладить связь с ротами, но это ему не удалось сделать. А начальник штаба батальона, капитан Каргашинский был убит. Будучи тяжело ранен, Костюченко с раздробленной правой кистью продолжал атаковать противника, засевшего в блиндажах за камнями. Достоверно установлено, что Костюченко погиб смертью храбрых.
– К сожалению, это нельзя сказать о комиссаре батальона, – продолжил Алексеев. Они заранее с Никитой договорились, что о политработниках будет докладывать он. – Старший политрук проявил трусость, не достойную большевика. Он не пошел с ротами в наступление, а отсиживался в тылу, не зная, что делается в батальоне. – Алексеев достал новый лист. – Политрук 4-й роты лейтенант Севастьянов рассказал, что выступление на исходные позиции батальона прошло неорганизованно. Был потерян минометный взвод. Вскоре минометчики вышли на исходные позиции, но без мин. Секретарь комсомольской организации батальона так отзывался о батальоном комиссаре Зубкове: «От комиссара я убежал, мне надоело отсиживаться с ним за камнями, и место мое было в бою. Ему комиссар бригады Боучилко приказал немедленно отправиться в батальон и вместе с комбатом Костюченко навести порядок в батальоне и перейти в атаку. Вместо этого он прибыл в медпункт в сопровождении двух бойцов, заявив: «Я ранен». Его рана легкая, подозрительная. Сделав перевязку Зубков немедленно отправился в госпиталь».
– Еще что-нибудь хотите добавить? – хмуро посмотрел на них начальник политотдела армии.
– Если кратко, то так, как мы воюем, – воевать нельзя, и финские учителя нам все время это доказывают.
Все заинтересованно посмотрели на Никиту. Главному контрразведчику и начальнику политотдела его слова явно не понравились. «Кажется, что-то не то сказал. Сказывалась третья бессонная ночь. Вот почему на допросах подследственному не дают спать. Не выспавшийся, усталый человек обязательно что-нибудь ляпнет», – быстро замелькали мысли в голове.