Проблем не было. Виноват Труп и его братаны — заложили главаря. За это им можно устроить на зоне хорошую жизнь.
— И надо мириться с потерпевшим, — добавил Параграф.
— Как?
— Организовать встречу и переговорить, не давя. Отступить. Свет на нем клином же не сошелся. Но встречаться надо с учетом, что РУБОП его может пасти.
— Попробуем, — кивнул Художник. С Гурамом он встретился в ресторане «Зеленая опушка» на самой окраине города.
— Ну чего, Художник? — Бизнесмен был напуган. Художник насмешливо изучал его, и Гурам нервничал все больше и больше. Руки его тряслись, но в глазах застыло отчаяние зайца, которого загнали в угол и который готов бить волка лапами по морде.
— Гурам, давай без понтов дешевых, без наездов, без глупых упреков побазарим, как добрые приятели, — предложил Художник.
— Я уже базарил. В лесу… Меня за что так били? Меня развели, как лоха обычного. Я что, лох обычный? — Грузин уже кричал.
— Тише, люди смотрят… Нет, — сказал Художник, едва не добавив — не обычный. — Ты не лох.
— Так за что? Я по-честному… Мне от Боксера крышу предлагали. Боксер таких вещей не делает.
— Вот что, Гурам. Ребята погорячились. И ты погорячился.
— Погорячились, — грузин потрогал еще не зажившие. губы. Говорил он с трудом. — Погорячились, да?
— Именно. Теперь надо думать, как выбираться из той канализации, куда мы дружно залезли.
— Как?
— Хоша — в тюрьме. Пацаны — там же. Это не по-человечески. У них матери. У Батона жена ребенка ждет.
— Батон? Это который паяльной лампой меня хотел жечь?
— Работа такая, — хмыкнул Художник. — Это прошлое. Надо о будущем думать. А будущее таково. Я за Хошу подписываться не буду. Вендетту тебе устраивать не стану. Ты мне не враг. Я тебе ничего плохого не сделал. Но Хоша… Ты не понял главного?
— Что?
— Что он дурак. Отморозок. И память у него злая. И долгая. Дадут ему года три. Отсидит год. Выйдет и устроит тебе выжженную землю. Я ему мешать не буду.
— Я не боюсь вас.
— Боишься. Еще как боишься. И по делу боишься… Тебя-то ладно. О ребенке своем подумай. Гурама передернуло.
— Надо разводить ситуацию, — напирал Художник. — Мое слово — никто наезжать на тебя больше не будет. Крышу я тебе оставляю на старых условиях — если захочешь. Но наши условия выгодные… Кстати, я был против, чтобы с тобой так поступать. Поверь. Это все знают. Художник слову хозяин.
Гурам не ответил.
— В общем, так, стягиваем Хошу с нар. И забываем дружно об этом недоразумении.
Гурам продолжал колотить ногтем по бокалу, и руки его тряслись все больше.
— Ну, решай, — Художник постучал по двухсотбаксовым часам на руке. — Время идет. Да — так да. Нет — так нет. Мне, честно говоря, все равно.