Зачем я все это себе говорю? Как будто я не приняла решение мгновенно. Давид говорит, мозг принимает решение сам, мгновенно, человек размышляет, приводит аргументы, советуется, – а мозг давно все решил. Я со своим мозгом дружу, я всегда сразу же его решение знаю.
Вот чертова жизнь, если бы это случилось до встречи с Давидом, я бы считала, что я самый удачливый человек на свете. А сейчас у меня такое беспокойное чувство: не люблю ситуации без выбора. Но выбора-то нет. Любой человек, если он не псих, поступил бы, как я.
…Но, может быть, можно, чтобы и овцы, и волки: и любовь, и устроить будущее? Чтобы все получили, что хотят: Захар меня, и Давид меня, а я прекрасное будущее.
Захар за мной не следит, он мне доверяет… так, иногда присматривает. Я буду хорошей женой. Если я буду встречаться с Давидом то в Америке, то в Европе, и не в одной стране, а в разных, то Захар ничего не узнает и все будет окей. Какая ему разница, кому, как говорится, принадлежит мое сердце? …А тело? Тело, тело… Тело. А что тело? Измена – это архаичное понятие. Женская верность имела значение, когда мужчина добывал мамонта, чтобы он не тащил мамонта чужим детям и чтобы сохранил свои гены. А у нас о генах и дележке мамонта речи нет.
Ну а Давид уж точно ничего не узнает. Он так далек от светских сплетен, от всего московского, – он вообще никогда не узнает, что я замужем. А если узнает, что-нибудь навру. Любовь – это ведь не обязательно говорить правду.
Каждый на моем месте поступил бы так же.
Нужно, чтобы Захар сразу же написал завещание. Пусть живет сто лет, я же не леди Макбет Мценского уезда, чтобы старого нелюбимого грибочками травить. Пусть живет сто лет, только напишет завещание. Я должна быть уверена в будущем.
Скажу Давиду, что мне срочно нужно в Москву вернуться, что у меня… собака заболела. Французский бульдог. Или лучше грифон, они смешные.
И если я кому-то покажусь расчетливой стервой, то пусть лучше посмотрит на себя.
Эмма
– Ну а ты?.. Ты всю жизнь с мамой, это же застрелиться можно. У твоей мамы к старости обнаружилось удивительное свойство – быть прекрасной для чужих и ужасной для тебя. А этот «страшный человек», ты его любишь? Кто он, кстати?
– Поэт. Мы знакомы больше десяти лет.
Беата умеет вызвать на откровенность, умеет смотреть так, будто для нее самое важное – услышать ответ. Она сама так откровенно рассказывает о себе, что хочется немедленно рассказать ей все. Ни за что не поддамся, не стану говорить о Вите, о том, что он пишет прелестные стихи, что он один из немногих детских поэтов, которых знают и любят. С детской поэзией особая ситуация: родители покупают детям то, что читали сами, – Михалков-Чуковский-Маршак-Барто, а вот современная детская поэзия у нас практически не востребована, кроме нескольких имен. Ни за что не скажу ни-че-го: не скажу, что мы уже десять лет вместе, не скажу, какой Витя заботливый, не скажу, что я не справилась бы без него… ни с чем. Ни за что не скажу, почему мы не живем вместе, ни за что!