— Нет… Но у нас будет еще немало времени перекинуться словечком на эту тему. Если она вас смущает, найдем другую. Несколько месяцев назад вас сильно избили на улице и вы лежали в больнице. Кто и за что вас бил?
— Зачем это? — резко спросил Лупаков.
— Есть основания интересоваться сим фактом.
— Меня избила какая-то шпана. «Эй, мужик, хочешь в глаз?» Ну, вы понимаете.
— Сколько их было?
— Трое… Или четверо. Молодежь. Хулиганье. Развели мразь всякую. Вместо того чтобы с ними бороться, провокациями развлекаетесь.
— Почему не писали заявления?
— А толку? Когда вы кого нашли? Только время терять. А я человек занятой. На мне большая часть забот по заводу лежит. Между прочим, я уже десять лет на Доске почета передовиков, у меня грамот от министра немерено. Я два раза избирался депутатом городского совета. А вы со мной, как с каким-то щенком, обращаетесь. И думаете, что все с рук сойдет.
— Вы можете опознать тех хулиганов?
— Не могу!
Поезд приближался к вокзалу.
— Нам пора, — сказал я.
Через полчаса мы сидели в прокуратуре. Я пил кофе и заполнял документы на задержание. Тут раздался звонок. Звонили оперативники из Налимска.
— Копнули, нашли все, — сообщали они.
— Что в тайнике?
— Деньги и драгоценности. Очень много.
Я повесил трубку. Заполнил анкетные данные на Лупакова и протокол допроса, разъяснил мотивы и основания его задержания. Затем перешел к основной части.
— Что вы нам можете рассказать, Ярослав Григорьевич?
— Ничего. Я ведь имею права не отвечать на вопросы. Вот и воспользуюсь им.
— Тем самым вы лишаетесь возможности отстаивать свою позицию. Это не очень умно, Ярослав Григорьевич.
— Даже глупо, — поддакнул Пашка.
— Разберусь как-нибудь. Без сопливых.
— Ну вот, оскорбления. Не к лицу… Нам дружить надо. Я ведь на вас зла не держу. Моя работа — расследовать дела. По-человечески вы мне даже симпатичны. Я даже готов помочь вам как могу.
— Вы меня за дурака держите?
— Я на самом деле готов вам помочь. Для начала оформить ценности, зарытые вами в тайнике у силосной башни, как добровольную выдачу…
После этих слов нам пришлось вызывать «скорую», и Лупаков на два месяца очутился на больничной койке. Врачи запрещали нам встречаться с ним и действовать ему на нервы.
А я тем временем решил доработать линию, связанную с нападением на Лупакова неизвестных лиц. И тут начались сюрпризы.
Оперативник из отделения милиции, на территории которого было совершено нападение, развел руками.
— Мы как сообщение получили, начали работать, но он уперся — не хочу, чтобы дело возбуждали.
— Да ладно врать-то, — хмыкнул я. — Это оперативники уламывают потерпевших заявления не писать.