— Фосса, ужин на тебе, — сказала Вилла все тем же тоном. — Потом можешь помыться.
Фосса кивнула и скрылась в зарослях.
Вилла, не взглянув на меня, пошла в другом направлении.
— Мы скоро, — сказала Лил, отправляясь вслед за Виллой.
— Вы оставите меня одну?! — удивилась я.
— Здесь никого нет, — ответила Лил. — Никого опасного. Мы не стали бы рисковать.
Они обе скрылись в противоположных кустах, кажется, оттуда раздается серебристая песня воды. Я представила, как гудящее, разгоряченное тело погружается в ледяную прохладу, а слой пыли на лице сменяется восхитительной чистотой, и попробовала подняться вслед за ними, но ноги попросту не послушались. Голову словно набили ватой, как чучелу, веки налились свинцовой тяжестью.
— Лирей, ты есть-то будешь?
Я вздрогнула и потрясла головой.
Я ведь только на миг смежила веки, но почему-то уже стемнело, лицо холодит вечерней прохладой, над раскидистыми листьями папоротников и шляпками грибов снуют светящиеся мотыльки и огоньки светлячков.
— Ты должна поесть, — сказала Вилла. — Не хватало, чтобы ты околела, не дойдя до Велеса.
— Спасибо за заботу, — съязвила я, и Вилла фыркнула.
Нечеловеческим усилием я заставила себя подняться и направилась туда, куда ходили Вилла и Лил, стоически игнорируя предложения помощи. Со всех сторон слетелись мотыльки, словно освещать мне дорогу, а на деле поглазеть на чужачку в этом девственно-первобытном месте. Кажется, Вилла говорила, они так реагируют на движение.
— Может, пойти с ней? — раздался сзади голос Лил.
— Не утонет, — ответила ей Вилла.
Стоило мне миновать пышные ветки кустов с чуть светящимися розовыми бутонами, журчание воды стало более отчетливым. Тропинка оборвалась неожиданно, хорошо, что догадалась посмотреть под ноги, не то пришлось бы искупаться прямо в одежде.
Почти под ногами глубокая лужа, прямо купальня — я нагнулась, вода прозрачная, дно кем-то заботливо выложено булыжниками. У противоположного бережка почти фонтан, ключ бьет прямо снизу, словно решил выпрыгнуть из купальни на волю, к самым звездам.
Я присела на корточки, зачерпнула ладонью бурлящую воду и ахнула — вода оказалась почти горячей!
Купальня неглубокая, едва ли по колено, но стоило мне сбросить с себя одежду и растянуться на гладких булыжниках в полный рост, положив голову на траву и ощутив, как тело теряет вес в горячих пузырьках, призналась себе, что в жизни не чувствовала себя лучше. Подумала так и ощутила жгучий стыд. Как я могу думать так, когда я лишилась… всего, что у меня было, и вот-вот лишусь жизни?
Но мотылькам и светлячкам и дела нет до моего горя, они порхают, чертят в свежем ночном воздухе пылающие линии, блики, трепет крыльев окрашивает чернильную ночь разноцветными сполохами, светящиеся розовые бутоны на кустах издают тонкое, нежное благоухание. В этом сказочном мире, где вот-вот с крыльев мотыльков посыплется волшебная пыльца, как в рассказах старой Пепы, и сделает мое тело звонким и невесомым, как облако, и я превращусь в языческое божество с крыльями мотылька за спиной, что играют на флейтах и танцуют голышом среди цветов… в этом волшебном мире нет места воспоминаниям, я… я не могу вспомнить даже лиц сестер… А лицо Андре… оно кажется таким же нереальным, как и этот мир… Чудовище ли я, как сказала Микаэла, оттого, что не рву на себе волосы от горя и не бросилась с дерева в первый же день, как очнулась в Заповедных землях, вспомнив, что жених погиб? Или я просто дико, просто невероятно устала и не могу даже горевать и страдать как следует?