— Вот, — говорил Андре. — Запомни, кроха, утонуть невозможно. Это против законов природы. Даже если ты выпустишь воздух, в клетках твоего тела его остается довольно, чтобы держаться на плаву. Заметь, даже утопленники плавают поверху. Люди захлебываются водой от паники, их так пугает собственный страх, что они не могут выплыть. Но ты, моя маленькая фея Эя, когда знаешь теперь, что утонуть невозможно, ты не испугаешься, правда? Никогда не испугаешься!
Мокрые волосы обрамляли самое красивое лицо, которое можно представить, даже статуи в саду не такие красивые. И я тонула — только не в воде, а в этих голубых глазах, и, следуя урокам Андре, плыла. Сразу, без подготовки, потому что Андре объяснил мне — утонуть невозможно.
На берегу пышный каравай таял во рту, холодное мясо было нежное, словно крем. Андре никогда не забывал взять с собой сладости для меня.
А еще мы уписывали кашу с молоком и печеньем прямо на кухне, если опаздывали к ужину, и такой ужин нравился нам обоим гораздо больше.
Когда я болела, Андре сам приносил мне еду и ел вместе со мной, чтобы мне было веселее… Мы часто ели наедине.
Но сейчас, переступив порог комнаты Андре и увидев посреди сервированный на двоих овальный стол на одной ножке, незабудки в вазе, горящие свечи… Я отчего-то ощутила, как становится жарко и почему-то стыдно.
— Мисс Лирей.
Андре склонился в полушутливом поклоне и подвинул мне стул.
— Герцог де Шеврез, — в тон ему ответила я, присев в реверансе.
Андре озорно улыбнулся и, усаживая меня за стол, склонился в поцелуе над пальцами. Поцелуй вышел легким, едва уловимым, но колени мои отчего-то задрожали, а щеки снова вспыхнули.
— Вина? — спросил Андре и, в ответ на мой изумленный взгляд, пояснил: — Тебе нужно расслабиться, Эя. Ты слишком напряжена.
Мои пальцы принялись нервно теребить салфетку. Когда Андре на треть наполнил мой бокал золотисто-янтарной жидкостью, заигравшей при свете магических мотыльков всеми оттенками золотого, я впервые подняла на него глаза.
Андре переоделся в традиционный фиолетовый камзол, из рукавов которого выглядывает белоснежная рубаха. Фиолетовые кюлоты, черные начищенные туфли. Несмотря на приватную обстановку, камзол застегнут на все пуговицы. Я отчего-то вздохнула с облегчением и сразу покраснела от собственных мыслей.
— Эя, — нежно сказал Андре, усаживаясь напротив и наливая себе бокал вина. — Если бы я знал, что ужин наедине со мной так напугает тебя, я нипочем бы не попросил накрыть здесь стол. Поужинали бы в общем зале, и я наслаждался бы твоей улыбкой, а не этим затравленным взглядом. Что с тобой, Эя? Ты сомневаешься, правильно ли мы поступили?