— Надо найти, — серьезно заявил Велесов. — Подруга Рязановой утверждает, что во время звонка та сказала: «Мы едем». Возможно, она ехала в усадьбу с кем-то с вечеринки. Этот человек может быть свидетелем. Или убийцей.
— Не-а, — неожиданно оживился Соболев, тоже подходя к столу и упираясь в него руками. На губах его играла торжествующая улыбка. — Ты сказал кое-что важное, пока эти ребята были здесь. Далеко не все знают историю усадьбы. Пожалуй, только такие вот очкастые заучки, — он кивнул на стул, на котором сидел Евстахий Велориевич, — всякие фрики, интересующиеся аномальщиной…
— И местные, грибовские, — добавил Петр Григорьевич, назидательно подняв вверх указательный палец. — Вроде той женщины с собакой.
Соболев согласно кивнул и продолжил свою мысль:
— Ирина ехала с вечеринки, да, но она ехала с тем, кого знала, и кто знал легенду…
— А если она просто рассказала легенду своему спутнику? — возразил Велесов.
— Это не спонтанное убийство, — вклинился Логинов. — Даже если предположить, что пентаграмму заранее нарисовал кто-то другой, убийца подготовил воду из реки. Или как минимум подготовил достаточно вместительный сосуд, чтобы ее принести. Обычной пол-литровой бутылкой там было не обойтись.
— Вот именно! — обрадовался Соболев. — У него был план, а значит, был мотив. Поэтому это кто-то из ее окружения, кто знает легенду.
— Хорошо, работайте в этом направлении, — кивнул Велесов. — Но насчет вечеринки все же выясните.
Юле хотелось одного: лечь на диван, отвернуться к спинке, накрыться одеялом, заткнуть уши музыкой и пролежать так пару дней, тоскуя, злясь и коря себя.
Не вышло. Мама, конечно, выслушала, посочувствовала, даже сварила ее любимый какао и насыпала туда мелких зефирок, которые назывались красивым вкусным словом «маршмеллоу». Само наличие дома таких необычных сладостей говорило о том, что какао был запланирован еще до печального известия о гибели Иры. Вероятно, мама купила зефирки по дороге домой в качестве безмолвного извинения за то, что не пришла ночевать. Только по таким маленьким жестам Юля и понимала, что она все-таки чувствует себя виноватой, когда забывает о них — или просто «забивает» — в процессе бурной личной жизни.
Но после какао и сочувственных кивков последовал вздох и краткий вердикт:
— Рано или поздно с ней должно было случиться что-то подобное.
С чего мама это взяла, Юля понятия не имела, но спрашивать не стала. Она давно заметила, что у взрослых — к которым она по привычке себя не причисляла, невзирая на работу и «ребенка» в виде младшего брата — есть такая особенность: когда что-то случается, они старательно делают вид, что давно это предвидели. Даже если на самом деле ничто не предвещало и никаких мыслей на этот счет у них не было.