Закон тайга — прокурор медведь: Исповедь (Абрамов) - страница 8

— Приходи завтра, — крикнули мне вдогонку, — еще поиграем.

Было приблизительно четыре часа пополудни, когда я пришел к себе. Поел, и хотел вновь выйти на улицу. Внезапно во дворе раздались громкие встревоженные голоса: "Война, война! Немцы на Советский Союза напали!” Я выскочил из дому. На улице было полно народу, все говорили о войне. Многие плакали, слушая по радио выступление Молотова.

Так началась для меня вторая мировая война.

Прошло несколько дней. О войне говорили с ужасом, слушали сводки Информбюро. Немцы захватывали город за городом, шли маршем по Белоруссии, Литве, Латвии… За два с половиной месяца в нашем городе почти не осталось молодежи: все, старше восемнадцати, пошли на фронт.

Настал сентябрь — и мы, мальчишки, пошли опять в школу. Многих учителей не было, они были в армии. Занятия шли вяло; дети играли в войну, подражая в игре тем из своих родных, кто ушел на войну настоящую… Уроков практически не было. С каждым днем наш класс пустел: одни пошли работать, другие — учиться какому-либо ремеслу.

В начале 1942 года я бросил школу и сделался настоящим вором: лазил по карманам, играл в карты, выигрывал, проигрывал… Жизнь моя проходила бурно. В свои четырнадцать я делал такие дела, которые и двадцатилетние творить не решались. Однажды я предложил двум моим "коллегам” проехаться по соседним городам, поскольку нас — и особенно меня — уже слишком хорошо знала местная милиция. Не только мальчишки, но и воры постарше слышали о моих проделках, завидовали мне. Бывало, что и угрожали, но я как и не слышал этих угроз. Страха я не знал, и воровская удача всегда сопутствовала мне.

Я и мои дружки разъезжали из города в город, по всему Закавказью. А родной мой город Махачкала, столица Дагестана, стоял посреди нашего пути. Ездили мы и на пассажирских, и на товарняках. Все чаще приходилось пристраиваться к санитарным эшелонам, которые везли раненых в тыл: по всем городам Кавказа и Закавказья.

Война чувствовалась все сильнее: стали приходить похоронки: так звались клочки бумаги, где сообщалось без подробностей о том, что "Ваш муж или сын погибли за Родину”…

С начала войны прошел год. В августе 1942 года мы возвращались из Баку. Денег у нас было много. Все подробности припомнить и описать невозможно, но читатель, вероятно, и сам догадывается, что вор — он без денег бывает крайне редко. В Баку мы приоделись во все новое, и ехали домой в пассажирском поезде "Баку-Махачкала”.

По дороге на вокзале мы видели поезда, откуда выгружалось множество людей: старики, женщины, дети. Это были беженцы из России. Впрочем, почти каждая станция была забита людьми, под перронами плыл русский, украинский и Бог знает еще какой говор. В Дербенте станция была так забита, что пассажиров проходящих поездов не выпускали из вагонов.