Шестого! Что уже говорило о полном неканоне выставленной против меня группы. Более того, без потерь я этот удар не пережил! Как-то медленно я среагировал на опасность, и новичок хорошо чиркнул меня своей зубочисткой по груди. Другой вопрос, что вреда он мне не нанес, хоть клинок и был напитан сансарой, разнёсшей в клочки мой несчастный костюм. Технику Алмазной рубашки я отточил до совершенства и мог, наверное, использовать её даже с самой первой открытой чакрой!
Куда больше меня взволновала появившаяся в теле слабость… Заболели суставы, и от следующего взмаха оружия я увернулся с превеликим трудом. Причём чем дальше, тем хуже мне становилось… словно меня взяли и отравили! Или…
Поймав мечника на следующем взмахе, я быстро осмотрел себя, на мгновение включив Третий глаз, задействовав неоговоренную для этого боя шестую чакру, и тут же утвердился в догадках!
Исчезая в пустоте, ко мне тянулись несколько прикреплённых к моему телу тончайших чёрных нитей, видимых только подобным образом.
«Проклятье!» — не то чтобы ругнулся я, скорее, констатировал факт!
Против меня работало не пятеро или шестеро противников, а аж семеро. И последним из них был очень высокоранговый Малефик. С таким типом одарённого я встречался лишь единожды, при точно таких же условиях, и также обнаружил его в самый последний момент.
Малефик не маг и совсем не воин, это очень и очень редкая, чем-то родственная колдуну мутация одарённого, чей резервуар имеет настолько мощный «слив», что забирает практически всю исходящую их чакр энергию, всегда оставляя только два лепестка-потока сансары. Вот только это делает их не обделёнными магией, а природными мастерами сверхтонких неопределяемых манипуляций. Другими словами, проклятий, сглазов, наговоров и гаданий.
Короче, всего того, чем безуспешно пытаются заниматься многие маги-слабосилки с одной чакрой. У некоторых даже получается что-то подобное, вот только, в отличие от этих дилетантов, страшны малефики тем, что не пытаются, а делают это с гарантированным успехом и жутким могуществом, даруемым всего двумя лепестками последней из открытых чакр.
Ещё раз получив удар мечом, вконец сорвавшим с меня куртку, я едва слушающимися руками, почти не сжимающимися в кулаки и болезненно ноющими при каждом движении в суставах, поймал руку воина и с трудом отпихнул её от себя. Проклятье, то ли одно, то ли несколько, не только работало на замедление, но ещё и давало мне полный спектр ощущений человека, страдающего подагрой. Даже дух захватывало от накатывающего бессилия. От понимания, что если я сейчас упаду, то быстро не встану. От того, что каждое движение вызывает тянущую боль, терпеть которую практически невозможно, и от того, что у меня только один шанс победить.