— А в пятак?
— Ладно, понял… Вон, содержательница сети бутиков… Розовая насквозь.
— Ясно.
— Вон адвокат, Из конторы, что расположена у Кремля. У него в конторе даже потолки голубые. Вон известный киноартист, ты его знаешь. Играет героев-любовников, а на деле — сам любовница… Танцор… — представлял он, кивая,
Знал он абсолютно всех.
— Танцор? — заинтересовался я. — Бландинц?
— Нет. Чапчиков.
— А Бландинц? Его на такие тусовки не допускают?
— Уж его не допустишь, — засмеялся Вовчик. — Нет его сегодня… Вон его последний любовничек — художник Ростик Кадлюгин. Хмурый, как туча. Я к нему подошел, насчет Бландинца спросил — чего в последнее время тот нигде не появляется. А Ростик, ох, что он мне сказал, — журналист зарделся.
— Что?
— Обругал. За ним не водится. Ростик — мальчик впечатлительный, но не грубый.
— А чего нервничает?
— Я думаю, что-то разладилось. И Бландинц от него свинтил.
— Куда?
— В загул. У него бывает. Погода скачет и скачет. В такую погоду танцора тянет на романтику. Представляешь, встречи при Луне. Дрожащий голос любимого. Сеновал, — расписывал Вовчик, заводясь.
— Значит, Бландинц и раньше пропадал?
— Бывало пару раз.
— Познакомь меня с Ростиком.
— Зачем?
— Делай, что говорят, — я незаметно вытащил стодолларовую бумажку и сунул в карман Вовчику. Он ощупал, ощущая достоинство купюры кончиками пальцев, и довольно улыбнулся. И мы отправились к Ростику — рослому, красивому, в желтом пиджаке и зеленых брюках молодому человеку.
— Я поклонник вашего искусства. У вас такие чувственные картины. Ну такие, — от избытка чувств я с трудом подбирал слова.
— Не колышит, — коротко ответил Ростик.
— Что? — удивился я.
— Не колышит, что они вам нравятся. Они всем нравятся, — он начал отворачиваться.
— Вы не пробовали писать портреты? Вам бы удался портрет Бландинца. Какой прыжок. Какая динамика.
Он резко обернулся.
— Чего?
— Того, — буркнул я. — Это тоже мой кумир… Вы его знаете?
— Отстаньте от меня! — завопил Ростик. Проняло… В этот момент я понял, что дело не в загуле любовника. У Бландинца неприятности. И Ростик в курсе. Возможно, он знает, куда делась его беззаветная любовь.
— Вот, пожалуйста… Здесь две тысячи в капусте, — я протянул Ростику конверт. Он взял его. — Еще пятьдесят тысяч — Бландинцу. Восемь — вам за посредничество.
— За что? — он вперился глазами в конверт.
— Фильм — невинный ролик для одной западной компании. На пятнадцать минут. Танец. Немножко чувств. Немножко эротики.
— Ничего не понимаю.
— Западная фирма осваивает новый рынок — покупателей с другой сексуальной ориентацией.