Наконец она заговорила.
– За тобой идут, Шенна! – молвила она. – Враг уже близок к тебе.
И как ни велики были радость и счастье видеть ее прекрасный благородный облик, гораздо большим счастьем и радостью было слышать звук ее речи.
Шенну ничто на белом свете не тревожило, и ему ничуть не было важно, кто за ним идет и где враг, лишь бы смотреть на нее и слушать ее, пусть только рука ее касается его головы, а в довершение всего счастья он разумел своим умом, что именно из расположения, сострадания и любви к Шенне она пришла к нему и перед ним возникла.
– Шенна, – сказала она. – Враг идет к тебе, полон ярости и коварства. Враг идет, дабы свершить над тобою месть за весь вред, какой ты нанес ему в эти тринадцать лет. Завтрашней ночью он явится. Но он кое о чем забыл. Ему кажется, что завтра в полночный час время истечет. Но оно не истечет еще четыре часа после того. Смысл сделки был в том, что, раз ты поклялся как есть, всем наивысшим, кошель был бы в твоем распоряжении и оставался у тебя, как и сказано, полных тринадцать лет. В тот день, когда ты пошел на ярмарку покупать коня и молочную корову, у тебя забрали кошель и ты не мог распоряжаться им еще целых четыре часа. Это я взяла его у тебя. И взяла без его ведома. Купи ты корову или коня в тот раз и расплатись за покупку, ты бы нарушил сделку и он смог бы подчинить тебя своей воле. Когда я увидела, к чему ты склоняешься, я взяла у тебя кошель, а потому, даже если бы ты решил что-то купить, вряд ли расплатился бы. Ведь деньги были тебе даны лишь для того, чтобы покупать кожу тринадцать лет безбедной работы. Враг наблюдает за тобой с тех пор, дожидаясь, не купишь ли ты чего-то помимо кожи. Но ты не купил – и это на пользу тебе, что не купил. Ты раздал несметно денег на другие цели, но не нарушил этим сделку. Никакая сделка не может запретить творить милость. А все деньги, что отдал ты ради Спасителя, были милостью. Те деньги, что ты потратил, не купив ничего, кроме кожи, не учитывались сделкой. Они были твои.
– Слава Всевечному Отцу, что создал тебя! – воскликнул Шенна, глядя на нее. Но сказал это не в ответ на ее слова, а переполняемый счастьем от того, что она рядом, а он мог смотреть на нее и внимать прекрасной музыке ее речи.
– Враг не знает, – сказала она, – что ты четыре часа не мог распоряжаться кошелем. Он обязан был не допустить, чтобы хоть кто-нибудь взял у тебя кошель. И полагает, что не допустил этого. Теперь он ждет завтрашней полуночи, чтобы подчинить тебя своей воле и расквитаться с тобою за все зло, что ты причинил ему, пока тринадцать лет раздавал милостыню ради Спасителя из кошеля, что враг сам тебе дал. Но он отдал его тебе не затем, чтобы множить милость, а чтобы нес он ущерб, беду и погибель – и тебе самому, и всякому христианину, кто получит из него в свои руки хоть полпенни.