Но теперь Клэр казалось, будто все это происходило не с ней, а с какой-то другой девушкой. Дни становились короче, школа снова распахнула двери для учеников. Клэр будто угодила в ловушку. Она заперта в теле ребенка, а дети должны слушаться старших и делать что велят.
Каждый день Клэр просыпалась ни свет ни заря, боясь пропустить приход почтальона. Папа не поймет писем Тьерри, зато их может прочесть мама. Да и папа способен догадаться, что это за послания, но даже если нет, все равно будет недоволен, что дочери пишут из Парижа. Клэр следила за папой, как ястреб. Перехватить письмо – поступок вполне в его духе.
Но папа вел себя как обычно: сердито ворчал над газетой, ругая всех и вся. Сетовал, что Великобритания катится в пропасть, а профсоюзы и вовсе воплощение зла.
Теперь он и в проповедях об этом говорил. У населения Кидинсборо эти речи популярностью не пользовались, особенно среди рабочих со сталелитейного завода. Паства убывала с каждым днем. По вечерам к папе наведывались люди от епископа и вполголоса что-то ему втолковывали.
Дни шли, а письма все не приходили. Клэр забеспокоилась. Перед школой она смотрела на незнакомку в зеркале и глазам не верила: куда подевалась беззаботная девчонка, весело гулявшая по Булонскому лесу? Ее место заняла угрюмая школьница в короткой серой юбке и слишком тесной блузке, как две капли воды похожая на остальных учениц.
На всех уроках, кроме французского, Клэр думала отнюдь не об учебе. Вместо того чтобы прилежно заниматься, строчила бесконечные письма Тьерри. Рассказывала, как сильно скучает и как ненавидит Кидинсборо. Обещала, что летом опять устроится на работу и приедет в Париж, но на этот раз никто не заставит ее вернуться. Клэр отправляла письма на адрес магазина. Она понятия не имела, где Тьерри, куда его отправили служить.
А ответа все не было.
В ноябре Форесты переехали.
Клэр плакала. Упрашивала. Умоляла. Ей никак нельзя менять адрес. Клэр использовала весь репертуар бунтующего подростка: хлопала дверьми, поздно возвращалась домой, дулась, но ничего не помогало. А на папу одна за другой сыпались жалобы: проповеди, в которых прихожан только и делают, что запугивают страшными карами, давно устарели. «Все зло от хиппи», – сетовал преподобный.
Назло ему Клэр купила ароматические палочки. Преподобного от ярости чуть удар не хватил.
Клэр написала Тьерри последнее письмо, повторяя себе, что уж оно точно дойдет до адресата.
Chéri, mes parents horribles insistent que nous déménagemons. Je les detestes. Alors, si tu penses de moi du tout, s’il te plaît sauve-moi! Sauve-moi! Je suis à «The Pines 14 Orchard Grove Tillensley». Si tu ne reponds pas, je comprendrais que tu ne m’aimes pas et je ne te contacterai encore.