Все-таки во французской манере поведения есть много плюсов. Французы – люди прагматичные, обеими ногами стоящие на земле. Они редко захлебываются от восторга или горестно сокрушаются по какому-либо поводу. Даже из вежливости они не растягивают губы в фальшивой улыбке, когда ситуация не располагает к веселью. А это значит, можно получить у них много полезной информации без лишних эмоций.
Лоран порывисто вскочил:
– Как он?
Элис развернулась и, не говоря ни слова, выключила телефон.
Лицо женщины-врача было все так же бесстрастно. Мое сердце заколотилось с бешеной скоростью. Вдруг захотелось схватить Лорана за руку и сжать покрепче. Мне не хватает поддержки – кто знает, какие новости мы сейчас услышим? Я посмотрела на крупную волосатую кисть руки, застывшую возле кармана пиджака. Пальцы Лорана дрожали.
– Пока ситуация не прояснилась, – объявила врач безупречно ровным тоном. Ее голос эхом отражался от стен узкого обшарпанного коридора. – Мы прооперировали больного, установили стенты. Но его общее состояние не позволяет делать уверенных прогнозов.
Эти слова врач произнесла с неприкрытым упреком.
– Но он жив? – уточнил Лоран.
В его взгляде надежда боролась со страхом.
– Разумеется, – подтвердила врач, отрывисто кивнув. – Но больной не скоро придет в сознание.
– Пустите меня к нему, – взмолился Лоран.
Врач еще раз кивнула. Мы все последовали за ней. Но вот цоканье каблуков по блестящему линолеуму стихло. Врач развернулась к нам.
– Всех сразу не пущу, – предупредила она.
Фредерик и Бенуа тут же отошли в сторону, я за ними. Но Лоран, не оглядываясь, взял меня за рукав и потянул к себе.
– Пойдемте, – тихо произнес он.
Только потом я догадалась, что Лоран просто не хотел оставаться наедине с этой женщиной, Элис. Между ними слишком много скрытой враждебности. Но тогда мне показалось, что Лоран пригласил меня в палату неспроста. Однако мне не давал покоя страх: вдруг Тьерри умрет и Лоран обвинит в случившемся меня?
– Конечно, – ответила я, стараясь не выдавать своих противоречивых чувств.
– С какой стати? – громко произнесла Элис, но Лоран не ответил.
Что ж, постараюсь держаться от нее подальше.
В послеоперационной палате царит мрачный полумрак. Аппараты пищат и жужжат. Я внимательно смотрю под ноги, чтобы не споткнуться о какую-нибудь жизненно важную трубку или провод. Живот Тьерри возвышается над кроватью, будто огромный холм. Ни дать ни взять гигантское пасхальное яйцо. К моему большому сожалению, Тьерри сбрили усы, чтобы удобнее было вставить трубки ему в нос. Без усов лицо Тьерри смотрится непривычно. Почему-то оно кажется обиженным. Кожа Тьерри приобрела серый оттенок: жуткий землистый цвет, долго смотреть на который нет сил.