– Ты сегодня рассеянная, – заметила миссис Кар, учительница французского.
К стыду Клэр, миссис Кар очень удивилась, насколько ее владение французским улучшилось за каникулы. Теперь учительница настаивала, чтобы Клэр продолжала совершенствоваться. Клэр умная девочка, она вполне может поступить в университет, стать переводчицей, объехать весь мир… Поэтому миссис Кар выводила из себя рассеянность Клэр и равнодушие к учебе. Годы спустя сама Клэр больше всего внимания уделяла именно задумчивым и мечтательным. Трудным детям нужны четкие границы и твердая рука. Это легко. С прилежными учениками еще легче. Но попробуй достучаться до тех, кто вечно витает в облаках! Никогда не знаешь, что творится у них в голове.
Миссис Кар уже потеряла всякое терпение. Клэр говорила по-французски лучше всех ее учеников, бывших и настоящих, но домашнего задания не делала, иногда пропускала уроки, а даже если приходила, мыслями была где угодно, только не в классе. Миссис Кар втолковывала Клэр, как важно хорошо сдать выпускные экзамены, но увещевания не действовали.
Может, дело в мальчишке? Сколько многообещающих девушек возраста Клэр свернули на кривую дорожку именно по этой причине! Взять хотя бы Лоррейн Хеннеси. Но Клэр такая благоразумная девочка, к тому же воспитывалась в религиозной семье… Впрочем, как раз про таких и говорят: «В тихом омуте черти водятся».
На счету Клэр в почтовом сберегательном банке лежит шестьдесят два фунта. Более чем достаточно, чтобы доехать до Франции. Но проблема в том, как получить доступ к этой сумме. Клэр нельзя снимать деньги со счета, пока ей не исполнится восемнадцать, а до дня рождения ждать еще целых пять месяцев. Для Клэр пять месяцев все равно что пять лет – невообразимо долгий срок.
Шли дни. Погода испортилась. Стало пасмурно, ветрено, сыро. Дети оделись в куртки с капюшонами, закрывавшими лицо. В них бедняги не видели, куда шли, и вдобавок в пасмурной мгле все как один напоминали каких-то карликов-монстров.
Клэр понимала, что надо бы подтянуть учебу, но не могла себя заставить. Преподобный кричал на нее, а она кротко стояла перед ним. В слова не вслушивалась: просто ждала, пока гроза отгремит. Эта покорность еще больше выводила папу из себя. Но Клэр с раннего детства привыкла слушать, как преподобный рвал и метал на своей кафедре во время проповедей, и его гневные вспышки совсем ее не трогали. Когда по почте пришла анкета для поступления в университет, мама потихоньку спрятала ее в комоде. Клэр на бумаги даже не взглянула.
Вес, который она набрала в Париже, быстро спал. Загар прошел. Вся поездка казалась сном или полузабытым сюжетом книги или фильма. Нет, не Клэр бегала по дорожкам Булонского леса. Не она впервые пробовала свежий авокадо с острым соусом сальса, от которого глаза вылезли на лоб. Клэр не ожидала такого сногсшибательного эффекта, и Тьерри смеялся над ней. Той Клэр больше нет, а та, что осталась, выглядела еще моложе, чем раньше: бледненькая, хрупкая, с трудом пытавшаяся согреться темными вечерами, бродившая по Кидинсборо, точно привидение.