Она понимала: ее тело держится из последних сил. Странно: оно выходит из строя постепенно, как старый бойлер или машина.
Клэр посмотрела на Анну. Платье ей очень идет, но с таким сияющим лицом, озаренным счастьем и радостным оживлением, Анна выглядела бы красавицей даже в мешковине. Да что там – она и есть красавица.
Я сделала Клэр макияж. Нанесла тушь на две тоненькие реснички, которые у нее недавно отросли, накрасила губы бледно-розовой помадой. Мы посмотрели друг на друга в зеркало, и Клэр сказала:
– Лучше бы точно никто не сделал.
Мы порывисто обнялись.
При виде меня Лоран просиял, а Тьерри вздрогнул и посмотрел на Клэр так, что сразу стало ясно: он прекрасно помнит это платье. Я попросила сотрудника отеля сфотографировать нас на мой телефон. Лоран помог Клэр встать с инвалидного кресла и поддерживал ее одной рукой, а второй пощекотал мой бок. Мы обе одновременно рассмеялись, и в этот момент сработала вспышка.
На генеральную репетицию пришла куча народу, и все оделись нарочито просто – мол, «мы тут все профессионалы, пришли слушать музыку, а всякая мишура нам до лампочки». Но нас это не смутило. Сами занял нам отличные места в центральной ложе, и все благодаря простому приему: взгромоздил на них толстенный рулон бирюзовой ткани. Тьерри пронес в зал коробку сэндвичей и бутылку шампанского в сумке-холодильнике. Я укоризненно поцокала языком и напомнила, что Элис его убьет. Тьерри улыбнулся, возразил, что сегодня особый случай, и хлопнул пробкой как раз в тот момент, когда музыканты закончили настраивать инструменты и в зале погас свет.
Я думала, что весь вечер буду маяться от скуки – главным образом потому, что ничего не пойму. Тогда всем станет очевидно, что я всего лишь глупая и невежественная Анна Трент из Кидинсборо: в школе училась кое-как, по-французски говорит хуже испанской коровы, любит слушать «Coldplay».
Но тут на сцену вышел дирижер – без церемоний и аплодисментов, мы же на репетиции, – поднял руки, и весь оркестр, раскинувшийся перед нами как на ладони, заиграл одновременно. Все эти струны, все эти скрипки… У меня дух захватило. Раньше я боялась, что буду скучать или чувствовать себя не в своей тарелке, а теперь слушала как завороженная. Тут поднялся занавес, и я замерла от восторга.
Двое мужчин – один тот самый коротышка, которого одевал Сами, – ютятся в холодной мансарде со спартанской обстановкой. Прямо как я! Оттуда тоже открывается вид на Париж: мерцающие огоньки, дымящиеся трубы… Не представляю, как они добились такого эффекта, но за окном даже падает снег. Все продумано до мельчайших деталей. Тут мужчины запели, и я будто перенеслась в другой мир. Однажды вечером Сами рассказал мне сюжет, пока подрубал ткань. Но здесь все понятно и без объяснений.