- Чтобы боялись. Чтобы любую ночную тень принимали за его тень. Любой ночной шорох принимали за. его легкую поступь. Им нужен страх. Они питаются страхом так же, как мы "ножками Буша"...
* * *
Затарабанила автоматная очередь. Почему автоматная? Просто кто-то быстро стучал серебряным ножом по расставленным в ряд хрустальным бокалам...
- Черт, - прошептал Валдаев и заворочался в постели.
Наконец сообразил, кто он и где находится... Какие, к лешему, бокалы? Какой автомат? Это трезвонит у изголовья кровати радиотелефон "Сони". Хороший телефон. За двести баксов. Вот только звенит противно...
Телефон замолк.
Валдаев приоткрыл глаз. На стене зеленью мигали часы. Нервно пульсировали секунды. Полтретьего. Ночи или дня? Колера, ну конечно, ночи! Сейчас ночь прочь сомнения. И в полтретьего ночи какая-то косорукая сволочь ошиблась номером. Или на телефонной станции замкнули реле с ячейками.
Валдаев натянул на голову одеяло и повернулся на другой бок...
Дзинь - телефон отчаянно заголосил снова...
Сердце на миг сжалось в груди, а потом заколотилось сильнее. Трубку брать не хотелось. Но к четвертому звонку Валдаев уже протянул руку к трубке.
Спросонья он вяло произнес:
- Алло.
Ответом послужило молчание.
- Алло, - повторил он, чувствуя, что сердце колотится сильнее. Нет ответа.
- Алло! - в третий раз воскликнул он, уже более нервно.
Закапали тонкие гудки.
Валдаев сжал трубку, вздохнул и положил ее на аппарат. Прикрыл глаза. Сердце колотилось. Внутри стало как-то голодно. Ох, как теребят душу ночные звонки. Будто кто-то вторгается в твою обитель.
Спать, спать... Валдаев обхватил подушку. Растревоженный, он заснул только минут через сорок.
Дзинь...
Валдаев очнулся не сразу. Часы показывали четыре. Что же это делается?
На восьмой звонок он схватил трубку. - Совесть есть, а?
И опять тянучее молчание.
И опять гудки.
Может, что-то все-таки замкнуло на линии? Если бы.
Он ясно слышал чье-то дыхание. На душе стало гадко.
Четыре часа. Час быка. Час самоубийц. Самый тяжель час в сутки. Ночь готовится отступить перед рассветом выплескивает всю свою тоску на бодрствующие умы...
Сон испоганен. Его интимной приятственности как не бывало.
Валдаев, кряхтя, встал, отправился на кухню. Налил и фарфорового кувшина стакан кипяченой воды. С отвращением выпил - промочил немного горло. Закурил "Честерфильд". В пачке была последняя сигарета. С дымящейся сигаретой и пепельницей вернулся в комнату.
- Ну? - прошептал он как дурак телефону, думая, что тот зазвонит снова. Но тот молчал. Валдаев глубоко затянулся. Сигарета дрожала в пальцах