– Не забывай, это просто инструмент. Музыка, она передается сквозь инструменты, но исходит она от тебя, из твоей души.
Вау.
– Да, – прошептала я, преисполненная глубочайшего понимания. – Это правда. Но я устала от исполнения классики, и у меня от этого неприятности.
– Ха, – фыркнул он. – Я знаю, о чем ты говоришь, дорогуша. Самые лучшие музыканты всегда нарушали правила. Но фокус в том, что ты должен знать правила как следует, чтобы суметь нарушать их, как надо.
Мы долго сидели молча. Я закрыла глаза, и вдруг он сказал:
– Музыка, она же везде вокруг нас, правда?
Я слышала шорох и гудки проезжающих машин, смех и крики детей, непрекращающееся гудение разнообразных труб, вырывающееся из-под крышек подземных люков. А потом, внезапно, все эти невнятные звуки вдруг стали ясными, и волшебным образом сплелись в прекрасную симфонию. Ради такого стоило жить.
Открыв глаза, я заметила, что Орвин наблюдает за мной.
– Понимаешь, о чем я говорю? Это внутри тебя.
Мои глаза стали влажными, то ли от ветра, то ли от переполняющих меня эмоций:
– Да.
– Чтобы воспарить, надо уметь летать.
Я благодарила его снова и снова. С каждым днем я училась, как можно упростить свою жизнь. Может быть, это и есть взросление. Взрослые всегда говорят, какой сложной становится с возрастом жизнь, но я думаю, что на самом деле мы просто усложняем свои задачи. И наши страхи перемещаются от невозможности заснуть без любимого плюшевого мишки к поискам смысла жизни. Интересно, всех ли время, взросление, преодоление обстоятельств приводят в конце концов к такому уровню самореализованности, как у Орвина? Или же мы сдаемся и покоряемся тем жизненным условиям, в которых существуем?
– Приходи снова навестить меня, – сказал он, поднимаясь со скамьи.
– Обязательно приду.
Я вытащила из кошелька телефонную карточку, выигранную в месячном розыгрыше в общаге, нашла телефон-автомат и позвонила маме.
– Грейс, дорогая, как ты? – Она казалась занятой. В трубке было слышно, как отец кричит на моих сестер.
– Как вы там?
– Папа снова потерял работу.
– Не может быть! – сказала я, хотя была ничуть не удивлена.
Она устало вздохнула:
– Да, опять.
– Я очень хочу приехать домой на Рождество. Я бы могла найти подработку в молле и помочь вам деньгами.
– Грейс, это было бы чудесно. А у тебя хватит на билет?
– Я думала, может, вы с папой могли бы купить мне билет на Рождество. В смысле вместо подарков? – У меня забрезжила слабая надежда.
Но мамины слова придушили ее на корню:
– Нет, детка, у нас нет таких денег. Ты уж прости.
Я не была дома почти год. Мне было жаль маму, и я не хотела добавлять ей сложностей, но я так соскучилась по дому, по сестрам, по их болтовне, по той силе, которую я всегда черпала в своем доме, даже в самые трудные времена. Мысль о том, что я снова проведу каникулы в Стариковском приюте, была невыносимой. Я уже проторчала тут в одиночку три недели летом, перед тем как приехал Мэтт.