Он кивнул:
– Да.
Ты говорил, что ты – мой, а я – твоя.
Всхлипывая, я попросила:
– Иди ко мне? И он был таким нежным, ласковым и полным чувства, что я еще долго плакала после того, как все кончилось, и он обнимал меня, но, конечно, все равно это было недостаточно долго.
Спустя несколько часов мы выехали в аэропорт. Тати осталась в машине, а я пошла проводить Мэтта до вылета.
– Я позвоню, как только смогу.
– Конечно. Где это будет?
– Сначала мы летим в Северную Боливию. – Он снял сумку с плеча и поставил на пол. Затем сказал, опустив глаза: – Грейс, я представления не имею, как это все будет и как далеко от цивилизации я буду находиться. Возможно, ты какое-то время ничего не услышишь обо мне, но я напишу тебе, и мы договоримся, как будем созваниваться.
Он пристально смотрел на меня, будто стараясь запечатлеть в памяти.
– Грейс, то фото купил Порнсайк.
Я моргнула:
– Я знаю. Почему ты говоришь об этом сейчас?
– Я подумал, лучше, чтобы ты знала. Он хороший мужик.
– Как мило с твоей стороны. И с его тоже, – ядовито заметила я.
– Я не хотел, чтобы ты узнала, что я знал и не сказал тебе.
– Ладно. – Я поняла, что Мэтт старался завершить все недосказанности.
По громкой связи объявили, что посадка на его рейс заканчивается. «Пора». Он раскрыл руки, и я кинулась к нему с такой силой, будто пыталась впрыгнуть в него, внутрь, чтобы он взял меня с собой и унес в своем сердце. Он стиснул меня крепко-крепко.
– Увидимся позже, да, Грейс?
Мы оторвались друг от друга.
– Увидимся позже, Мэтт.
Он улыбнулся и начал уходить. Прямо перед тем как уйти совсем, он обернулся, вытащил что-то из кармана и поднял вверх.
– Смотри, я украл это у тебя!
Это была репетиционная запись моей игры на виолончели. Он засмеялся, сделал шаг – и исчез.
Любовь моей жизни ушла.
ГРЕЙС
На следующий день после отъезда Мэтта я прошла прослушивание на виолончелиста в гранжевом оркестре, на маленькой сцене возле улицы Аллен в Ист-Виллидж. Музыка была похожа на «Нирвану»[11], с такими же тихими, привязчивыми куплетами и громкими, визжащими припевами. Я представила себе, как нас покажут в какой-нибудь внестудийной записи на музыкальном канале VH1, и я прославлюсь как рок-виолончелист, и меня будут приглашать все знаменитые оркестры, приезжающие в Нью-Йорк. Мне казалось, что все мои мечты наконец исполняются.
Я жила сама по себе, хорошо играла, много репетировала и получала в конце недели зарплату. За три ночи выступлений мне платили сто двадцать долларов. Все шло отлично, и мне не терпелось рассказать об этом Мэтту.
Первый раз он позвонил спустя полторы недели после отъезда. Я репетировала в своей комнате. Дарья постучала мне в дверь с криком: «Грейс! Там в лобби тебя Мэтт к телефону!»