— Значит, все сработало, — сказал Савельев. — Они решили убрать клиента.
— Значит, решили, — произнес Аверин. На него обычно накатывало легкое возбуждение, когда операция входила в основную стадию.
— Смотри, вот он. С сумкой.
— В сумке — автомат Калашникова?
— Скорее всего. Привычный инструмент.
— Стрелки хреновы.
Каратист пристроился в сквере так, чтобы держать подъезд в поле зрения. Он нервничал. Вскакивал, суетливо прохаживался. Аверин рассматривал его в бинокль. Летом темнело поздно, на Улице было совсем светло.
— Четырнадцать трупов, — сказал Аверин. — Пора бы уж и перестать нервничать.
— Работа тяжелая. Боится еще.
— Может, зря не взяли спецназовцев?
— Обойдемся своими силами.
— Первый, ответь Бархану-один, — прозвучал голос опера «семерки».
— Первый на линии, — сказал Аверин.
— Терпила выходит из троллейбуса.
— Ну все, начинается. — Аверин сказал в рацию:
— Приготовиться.
По направлению к подъезду направился шатающейся походкой мужичок. Он шел прямиком к своей смерти. По планам Новицкого этому человеку надлежало через несколько минут умереть.
Каратист высмотрел клиента и заерзал на скамейке.
— Вперед, — сказал Аверин. Савельев тронул машину.
— Здесь притормози. Когда я сближусь с Каратистом, командуй захват. И подкатывай. Подстрахуешь.
— Понятно, — Савельев вынул «стечкина» и передернул затвор, положил пистолет между сиденьями.
— Если что не так пойдет и он выхватит автомат, сразу вали его, — велел Аверин, вылезая из салона.
— Сделаем.
Жертва зарулила к подъезду. Каратист встал со скамейки и быстрым шагом направился туда же. Аверин зашел за дом, бегом преодолел расстояние, перепрыгнул через газон, расстегнул рубаху на груди, приспустил ремень и нырнул за угол. Он рассчитал траекторию так, чтобы пересечься с Каратистом в нескольких метрах перед подъездом и столкнуться нос к носу.
Аверин рассеянно смотрел по сторонам, шатался, гнусавил под нос песню. Он вполне прилично научился изображать пьяных. Главное, не встретиться взглядом с глазами клиента. Это многих доводило до беды. У преступников существует какое-то шестое чувство. Некоторые чуют опасность и без видимых причин. Другие читают по глазам опера, если тот, дурак, пялится куда не следует.
Аверин смог теперь рассмотреть Каратиста получше. Высокий, симпатичный парень с длинными волосами, с набитыми по-каратистски руками. Ничего порочного в лице, во взоре.
Обычный молодой человек. Никто бы не подумал, что на его душе четырнадцать безвинных жертв.
Каратист прибавил шаг. Он вскользь и с видимой досадой посмотрел на Аверина — свидетель. Впрочем, в такой стадии опьянения, что вряд ли сможет потом сказать что-то членораздельное.