Таким образом, от сеанса к сеансу ребенок, используя материал фантазмов, все ближе и ближе подходит к собственным тревогам, страхам, желаниям и понемногу присваивает их, принимая ответственность, благодаря тому, что перекладывает ответственность на терапевта и высвобождает весь этот взрывоопасный арсенал амбивалентных влечений раннего детства, чтобы в итоге принять собственный рост и горе по поводу утраты магического детства, поставить себя под покровительство отца, в отношениях с которым соперничество и конфликты, уступили место доверию.
Лечение Ж. П. быстро закончилось. Он был ребенком бесконфликтным почти что до трех лет, живущим в здоровой среде. Однажды высказанные неразрешенные прошлые конфликты вступили в резонанс с временным и нормальным расстройством, возникающим между шестью и семью годами (эдипов комплекс). Он смог за короткое время прийти к разрешению эдипова конфликта, опасность которого связана с кастрационными фантазиями, которые этот конфликт питает. Он смог таким образом войти в фазу латентности, которая, если переживается без глубокого конфликта, создает в возрасте от восьми до тринадцати лет возможности для достижений социальных, школьных и развития способности мыслить объективно.
Я выбрала этот пример для детального изложения сеансов анализа, поскольку он показался мне ясной иллюстрацией того, что представляет собой психоаналитическая терапия, даже для читателя, мало знакомого с психоанализом. Он раскрывает мир представлений ребенка, кажущиеся отклонения от прямого пути, в то время как ребенок идет своей дорогой, по очереди проявляя защитные механизмы, затем виновность, которая перекладывается на другого, затем влечения и затем снова тревогу телесной кастрации. Через эту игру в прятки осуществляется опыт ведения переговоров с реальностью – через кастрацию интеллектуальную. Ребенок защищается от понимания: «Я считаю, что понимать плохо, потому что это опасно», особенно если ты не уверен, что взрослый одного пола будет согласен с тобой по поводу этого знания.
Процесс всегда один, кто бы ни был терапевт. Последний говорит мало, иногда вообще не говорит, или говорит лишь, чтобы возобновить речь и позволить ребенку пройти «сопротивление». Мы увидели в этом случае разные, порой противоречивые черты, которые ребенок выказывает в семье и на сеансе. Главное, мы увидели, что именно тогда, когда сеансы вели к повторению переживания событий, вызывающих самую сильную тревогу, он не хотел возвращаться и говорил об этом. Мы увидели, как, воображая историю появления на свет маленькой сестрички, он искал какой-то ход, чтобы иметь возможность об этом говорить. Это рождение маленького братика (братик – эрзац маленькой сестрички) и тема сексуальных отношений родителей.