Улыбаться перестали.
Клавдия протолкнулась вперед и сама нажала на кнопку. Мысли были веселые и даже фривольные — небось занялись любовью, про время забыли, а теперь поспешно одеваются.
Через три минуты Макс сказал:
— Их нет дома.
— Они дома, — ответила Клавдия. — Окна горят. Я со двора видела.
Теперь мысли стали несколько более серьезными. Наверное, в последний момент что-то у Лины с кавалером не заладилось, поссорились, расстались, вот ей и неудобно открывать. Эта догадка чем дальше, тем все крепче утверждалась в ней и в конце концов она сказала:
— Что-то там случилось, пошли.
Все послушно двинулись к лифту, спустились на первый этаж, но Клавдия вдруг передумала.
— Макс, дай мне торт. Идите, я скоро вернусь.
Семья ушла домой, а Клавдия вернулась на седьмой и, немного помявшись у двери, снова позвонила.
Прислушалась — в квартире было по-прежнему тихо.
— Лина, — громко позвала Клавдия, — это я. Я одна, открой. Не бойся, я все пойму.
Никто не открыл.
Клавдия прижалась к двери ухом и вдруг, словно обжегшись, отдернула голову — от её прикосновения дверь тихонько подалась. Она была не заперта.
У Клавдии неприятно защекотало в горле.
Она взялась за ручку — дверь отворилась без скрипа. Квартира была залита светом.
— Лина! — позвала Клавдия встревоженно. — Лина, ты дома?
Она прошла прихожую, заглянула в спальню — пусто. Дошла до кухни — на столе блюда с закусками, запотевшая бутылка шампанского.
«Ага, значит, ждет, — удовлетворенно отметила про себя Клавдия. — Просто выбежала куда-то…»
В комнате был накрыт белой скатертью стол, бриллиантово блестели хрустальные фужеры, правда, не было вилок и ножей.
«Сейчас вернется, — уже совсем успокоилась Клавдия. — Может, к соседке забежала».
Она поставила на стол «мартини», торт и хотела было уже сесть, но решила, что, пока Линочка ходит, она сама поставит на стол блюда и закончит сервировку.
Если бы Клавдия была менее чистоплотным человеком, возможно, вся эта история пошла бы по-другому. Но Клавдия в шкале жизненных ценностей чуть ли не на первое место ставила гигиену — в самом широком смысле этого слова.
Поэтому она пошла мыть руки…
Лина лежала в ванне. Лежала навзничь со страшно кровавым, перерезанным, что называется, от уха до уха горлом.
Кровь вымочила всю ее одежду и собралась на эмалированном дне довольно внушительной лужицей. Глаза у Лины были широко и ужасно открыты.
Но Клавдию такие подробности не пугали. Она увидела самое главное — кровь продолжала толчками выливаться из широкой раны. Это значило, что Лина была еще жива.
«Ксанакс», — подумала Клавдия, — вот отчего я так спокойна. Действительно сильный транквилизатор».