Хозяева наши оказались настолько предусмотрительными, что загодя сняли для нас прелестное двухэтажное бунгало в курорном городке Напали. Собственно, купаться можно было и в Ситуэ, но возле Напали нет крупных рек, и морские пляжи там исключительно чистые. Только здесь мы поняли, что такое Бенгальский залив. Теплая тяжелая ярко-зеленая вода без малейшего колыхания начинает тянуть в сторону океана, когда зайдешь в нее по грудь. Это немного пугает: чувствуешь, какая сила у чудовищной массы воды, именуемой океаном. Во время прилива передняя полоса вспенившейся, смешанной с песком воды кишит мелкими крабиками и прочей живностью.
Напали — благоустроенное место: неподалеку от нашего бунгало, за дачей президента У Не Вина, рассыпаны коттеджи гостиницы «Стрэнд», там же и ресторан, вполне европейский. Его мы не посещали. Отставной унтер-офицер, старательный повар, готовил для нас приморские яства типа супа из акульих плавников, кари из моллюсков и салата из холодных улиток в уксусе. Наш коллега бирманец увлеченно закупал у проходивших по пляжу рыбаков самые неожиданные продукты. Так, однажды с помощью унтер-офицера он втащил в холл огромную наглухо закрытую раковину. «Вот, — сказал он, отдуваясь, — это на ленч». Моллюск был несомненно живой: в раковине слышались вулканические бульканья и шумы. Через полчаса моллюск начал изнемогать от жажды и приоткрыл створки, внутри виднелось что-то вроде тяжко дышащего говяжьего филе. Я потрогал чудище расческой — и створки с непостижимой быстротой захлопнулись, а расческа осталась торчать, и никакими силами ее нельзя было вырвать. Коллега разъяснил мне, что именно такие раковины служат причиной гибели многих ныряльщиков. Представьте, что случится, если в раскрытые створки попадет нога человека. Когда моллюск окончательно раскрылся, унтер-офицер погрузил его в чан с кипящей водой, и на ленч у нас было прекрасное кари из нежного, чуть отдающего тиной мяса.
Несколько раз мы ездили на рыбалку мили за четыре от берега. Наживкой служили кусочки летучих рыб. Попалось восемь барракуд почти метровой длины, и шум стоял над морем неимоверный, когда мы, вопя от восторга, затаскивали их в лодки. Барракуды, зубастые морские щуки, пришли целым косяком, и местные рыбаки, забыв о том, что они обслуживают приезжих дилетантов, отобрали у нас удочки и принялись за ловлю всерьез. Клев был отличный, и когда барракуды ушли (они, видимо, были люто голодны, одну небольшую мы вытащили с откушенным только что хвостом), нам снова стали попадаться «дилетантские» рыбы — красные с голубыми пятнами, розовые в полоску — невозможно было угадать, что через минуту вытащишь. Рыбаки в ветхих юбках, зеленых шляпчонках, с зелеными сигарами во рту пересчитывали пойманных рыб и делили улов на равные кучки. Попался и морской черт, зелено-бронзовый, в длинных иглах и разноцветных перьях, мы с большим трудом определили, где у него хвост и где голова. Океан вел себя безупречно: блестел, переливался, синел и зеленел, подергивался холодноватой рябью (декабрь как-никак) и около шести вечера начал всасывать в себя огромное раскаленное солнце.