– Ты уверена?
Нет. Да. Это было больше, чем опрометчивость, но его поцелуй и прикосновение вызвали сладкую боль, которую нужно было успокоить. Она кивнула. Его чувственные губы изогнулись в улыбке, и быстрым движением Хейден сдернул с плеч широкие лямки подтяжек и почти сорвал с себя рубаху, обнажая мощную мускулистую грудь. У нее пересохло во рту. Хейден был великолепен, пальцы Софии судорожно сжали простыню – ей хотелось коснуться его. Он бросил рубашку на ее любимое кресло, и вид белой ткани на цветной обивке кресла пробудил чувство близости – близости, которую разделяют мужья и жены и, да, любовники. Он не отрывал от нее своего взгляда, и когда сбрасывал туфли, и когда порывистыми движениями срывал с себя брюки. Когда он снимал носки и панталоны, мышцы его рук бугрились, как волны на осенней Темзе. Она сглотнула и опустила свой взгляд ниже. Его естество выглядело твердым и толстым, совсем не похожим на поникшие органы, которые она видела в медицинских книгах Томаса. София понимала механику соития, знала, что член мужчины должен быть твердым, чтобы осуществить процесс, но она никогда не представляла, что он станет таким большим и что вены разбухнут под натянутой кожей. Хейден лег рядом с ней, обнял Софию и стал целовать ее, осыпая поцелуями лицо, шею, плечи и груди, одновременно поднимая подол рубашки Софии. Прервавшись, Хейден помог девушке освободиться от ставшей ненужной одежды. София почувствовала, что краснеет, – хорошо, что в полумраке спальни этого заметить было нельзя.
– Как ты красива, – сказал он, скользя своими большими ладонями по ее плечам, рукам, кончикам пальцев. Он поднял руку и вынул булавки, удерживавшие прическу. Тяжелая масса длинных волос упала на спину, рассыпавшись по обнаженной коже. Хейден осторожно намотал их на руку и, слегка потянув, мягко уложил Софию на постель. Долгие восхитительные минуты он лежал рядом и просто покрывал ее тело поцелуями. Затем он ловко снял с нее оставшуюся одежду. Его руки исследовали ее тело так, что кожа буквально загоралась от этих прикосновений. Ей страстно хотелось чего-то большего, чего-то реального, пусть даже первобытного, но совершенно естественного.
София прижалась к Хейдену. Кончики его пальцев поглаживали ее кожу прикосновениями, легкими как перышко. Слишком мягкими. Мука. Она чувствовала, как он улыбается, уткнувшись ей в шею. Он понимает, что он с ней делает, и в то же время знает, что этого недостаточно. Она закусила губу, едва сдерживаясь, чтобы не попросить его действовать решительней, но ее тело говорило само за себя, оно выгибалось навстречу ласкам, умоляя мужчину усилить эту сладкую муку. Хейден слегка сжимал пальцами ее соски, это было совсем не больно, а приятно, приближая ее к тем ощущениям, которых она искала. Он продолжил ласкать их уже языком, и София обхватила его голову и плотнее прижала к своей груди. Его рука скользнула по ее животу и опустилась ниже. София задрожала от очередного приступа желания. Он ласкал ее увлажнившееся неконтролируемым желанием лоно, потом медленно ввел в него палец. Она уперлась пятками в перину и подняла бедра. Распутница. Да, она ощущала себя распутницей и, казалось, готова была выскочить из своей разгоряченной кожи. Ей хотелось большего – чтобы Хейден зарылся в ней, воссоединился с ней, удовлетворил ее абсолютную потребность, которой требовалось немедленное высвобождение. Но он продолжал ласкать ее и, целуя, опускался все ниже и ниже, наконец его губы припали к лону Софии. О боже! Что он делает? Она попыталась отодвинуться. Но он держал ее бедра и смотрел на нее. Она замерла, неожиданно возжелав испытать, что обещает его жаркий взгляд. Его язык погрузился туда, где до этого были его пальцы. Каждый нерв в ее теле сосредоточился в той точке, которой он касался. Неизведанное, совершенно непонятное ощущение грозило полностью поглотить Софию.