Раздается какой-то шорох, потом хруст сломанной ветки. Я замираю и вслушиваюсь, потом продолжаю путь. Джип стоит тихо и неподвижно. Но внутри пусто или кто-то сидит? Я не уверена. Может, просто спинка сиденья так откинута, словно кажется, что внутри кто-то сидит. Откинувшись назад. Или неживой.
Под ногами мягкая трава. Вечерний ветерок холодит лицо. Я совсем рядом с машиной. Еще пара шагов и я заглядываю в окно со стороны водителя. Инстинктивно сжимаю кулаки. Сверлю глазами окно. Там никого нет. В машине пусто.
Отворачиваюсь от окна и вижу, как она бежит с другой стороны по направлению к домику. Даже в темноте узнаю в бегущей фигуре Веронику. Конский хвост бьется о спину. Она что-то держит в руке. Я не вижу, что, но прекрасно знаю. Это нож. Тот, что лежал у нее под кроватью. Сознание проясняется, и в какую-то долю секунды я понимаю, что сейчас произойдет.
Должно быть, Филип и рыжеволосая припарковались с другой стороны домика, рядом со входом. Наверняка у них с собой были пакеты с продуктами, они планировали готовить ужин. Но стоило им переступить через порог, как их охватила страсть. Может, они, не включая свет, отправились сразу в постель и сейчас занимаются любовью. И через секунду Вероника распахнет дверь и обнаружит их в своей постели голыми и беспомощными.
Еще одна фраза проносится перед глазами.
Знала ли она перед тем, как ехать, чем это все закончится? Что другая женщина, любовница, не вернется с этой встречи живой?
Я бегу вперед со всех ног. Должна остановить Веронику до того, как она ворвется в дом. Должна помешать ей пролить кровь, помешать уничтожить свою жизнь и жизни близких, должна предотвратить этот хаос. Она слышит мои шаги и поворачивает голову. Я совсем рядом. Она ускоряет бег, я тоже. Я бегу, движимая одной мыслью помешать ей, все остальное теряет смысл. Во рту металлический привкус. Трава сменяется гравием. Шум шагов оглушает. Деревянное крыльцо с прочными перилами. Преодолеваю ступеньки в два шага, и я на пороге.
Одинокая лампочка зажигается над дверью и освещает Веронику. Она что-то ищет, роняет предмет, который был у нее в руках, оборачивается. Лицо у нее бледное как полотно и искаженное злобой. Крик вырывается у нее из горла, животный крик, я останавливаюсь перед ней.
– Вероника, – выдыхаю я, – ты не можешь…
Больше она не дает мне сказать. Она бросается на меня, острая боль пронзает мне грудь, я теряю равновесие и оседаю. Раздается страшный треск где-то над глазами, и за ним тишина. Полная тишина. Я падаю и остаюсь лежать. Что-то теплое и липкое течет по лицу, по шее, я поднимаю глаза и вижу над собой Веронику.