Безногий упырь злил его не зря. Вынуждал, ждал, когда сорвется. Знал: на восьмерых не так-то просто кинуться. Хороший запал нужен, чтоб крышу сорвало. А сорвет, так восемь одного за милую душу отваляют. Надо наемнику его место указать, чтобы не рыпался больше. И пока он говорил, оборотень все ниже и ниже опускал голову. Боялся. Если поймет кровосос, что приговорили его – вот этот согнувшийся от одного удара парниша их всех и приговорил – конец парнише! Артефакт на пальце безногого Машка заметил сразу.
Потому стоял оборотень расслабленно, безучастно, уже не реагируя на слова, лишь слушая звуки, шорохи, шепот… Зверь прижимал уши, не шипел, не показывал клыки, только осторожно подползал на согнутых лапах, готовя себя к прыжку. Одному. После которого упырь уже не встанет, как не встанут и двое рядом, получив острые иглы в глазницы. А дальше…
Дальше будет так.
Опрокинется от крепкого пинка стол с изысканной снедью. Упадут свечи, покатятся россыпью по полу и погаснут шипя. В кромешной тьме слетят со стульев уркаганы, кто к стене метнется, кто сумеет за стол кувыркнуться, похватают ножи, кастеты, кто-то разобьет об пол бутыль… но никто не услышит шорох. А за шорохом захлебнется в крике один из них и запахнет свежей, тошнотворно-сладкой кровью. Хрустнет шея другого, запутавшегося в простыне, впопыхах сорванной со спящей шалавы. Щелкнет тетива, пустив стрелу наугад, и мгновенно затянется на человеческом горле, давя булькнувший кадык. За столом, вставшем на дыбы, мелькнет прижавшаяся тень и получит своей же заточкой в висок. А на шею последнего, вставшего на карачки и рванувшего к двери, опуститься сапог, впечатав лицо в пол и дробя затылок каблуком.
Завизжит на диване шлюха, подавится криком от воткнутой меж ключиц серебряной вилки, и дурак, распахнувший дверь снаружи, схватиться за живот.
Напьется крови черный клинок, добивая колотящихся в смертной агонии, и поморщится оборотень, тронув колотую рану в боку.
Ледяными, липкими от крови пальцами, вытащит он из кармана ту самую медьку и сожмет так, что больно врежутся края в ладонь.
- Всё хорошо, Ирби... - прошепчет, глядя расширенными, бешенными зрачками в темный угол, - всё хорошо… Теперь ты будешь ходить к Марте и ничего не бояться… она расскажет тебе о предках… о силе… о слабости… о любви… А если понадобится… Я этот город, суки, раком нагну. Времени у меня навалом. До внуков у меня еще лет десять. Хватит… На всё хватит.
1
Вода в озере была похожа на цельный красный кристалл, налитый и застывший в глубокой чаше. Освещенная лучами полуденного солнца, проникавшими на несколько локтей вглубь, она изредка словно выталкивала со дна красные сгустки, тяжело поднимавшиеся к поверхности, и бесконечная озерная гладь казалась багряной кровью, мерно пульсирующей, оставляющей чувство чего-то живого и дышащего. Сердца, бьющегося в такт дыхания мира.