- А-кале-мале-дубре... шуре-юре-тормозе... златер-итер-компо-зитор... жук-сделал-пук!
Это была считалка, и Лёвке частенько приходилось водить. "Пук" обычно заканчивался на нем. Но просуществовала дачная компания недолго, все быстро выросли, и все были из неслучайных семейств, так что родители рано начали пристраивать отпрысков по разнообразным полезным жизненным направлениям. Не был исключением и Лёвка. Так что скоро стало не до "пука" и не до "акалемале"...
Как же я раньше этого не заметил? - искренне удивился Лев Ильич. - А Люба знает, интересно? - он обернулся к спящей жене. Люба продолжала спать, не слыша никакого бульдозерного шума.
Тем временем там, где рычало, теперь начало хрустеть. Лёва снова посмотрел в окно. Из-под бульдозера с хрустом вывернулась льдина и поднялась отколотым краем почти вертикально рядом с машиной. По соседству с бульдозером загрохотало, и сбоку от него протянулись две мощные трещины во льду дворового пруда. Бульдозер просел вниз правой гусеницей, накренился, но не заглох.
Ничего страшного, думал Лёва, пруд-то неглубокий совсем, бульдозеру максимум по пояс будет. Никуда не денется, - происходящее начинало его забавлять.
Между тем, внезапно лед хрустнул еще раз, значительно сильнее прежнего, и еще один ледяной кусок, теперь уже с другой стороны от продолжающего реветь железного сооружения, откололся и встал дыбом, и вся махина, как была, начала резко наклоняться в сторону просевшей гусеницы, потом ненадолго зависла и, внезапно ринувшись всей тяжестью вниз, сделала один огромный бульк и исчезла под водой. На том месте, где еще несколько минут тому назад через писательский двор проходила поселковая дорога к станции, теперь зияла страшная черная дыра с рваными ледяными краями и бурлящей в ней ладожской водой. То, что вода в пруду была ладожской, а никакой другой, Лев Ильич понял сразу, вернее, - ни понимать, ни догадываться ему об этом просто не пришлось - он почувствовал, что всегда это знал, начиная с тринадцати лет, - после первых "Рассветов", в шестьдесят третьем...
В дверь позвонили, когда он снова укладывался в постель, стараясь не разбудить Любу.
- Это еще что такое? - прошипел он в раздражении и посмотрел на часы. На часах все было в порядке: циферблат на месте, стрелки раскинуты в нужных радиусах, секундная резво бежала по кругу, но времени часовая конструкция не показывала. То есть смотреть на все это было можно, и все было правильно и как всегда, и тикало изнутри, - он потрогал металлический будильник, отцов еще, Ильи Лазаревича, - но сколько времени на часах, было непонятно. Часовой механизм, стрелки, тиканье, их законный наследник Лев Ильич и главный продукт часового производства - время не совпадали между собой никак. Лёва потряс будильник, поставил его на место, чертыхнулся, накинул халат и пошел в прихожую открывать дверь.