Я шел по краю шоссе, петлявшего в окрестностях известного курорта. Шоссе сияло, как носок начищенного до блеска ботинка. И так же сияли чистотой и свежестью красные домики. В листве деревьев, стоявших вдоль шоссе, сверкали капли воды — то ли утренняя роса, то ли остатки ночного ласкового дождя. Капли были столь чисты и прозрачны, будто специально предназначались для того, чтобы из них добывали воду.
Светлоголубой автомобиль с откинутым верхом стремительно пронесся мимо меня и заскользил по склону вниз. Неожиданно свернув на тротуар, автомобиль остановился. Я подивился столь грубому нарушению правил — машина на тротуаре! — и главное, где? — в таком месте, где все и вся соблюдает закон, обычай и порядок. Между тем из окошечка автомобиля высунулась рука, и в урну, укрепленную на столбике посреди тротуара, полетела кожура банана.
Не ради нарушения правил уличного движения, но во имя соблюдения заповеди чистоты въехал водитель на тротуар. Исполнив эту заповедь, он тут же вернулся на шоссе и вскоре исчез за поворотом. Мне почему-то почудилось, что, кроме шкурки банана, в урну полетело что-то еще. Правда, моя близорукость не позволила мне определить, что это был за предмет. Какое-то беспокойство овладело мной, и, поравнявшись с урной, я заглянул в нее. Я не ошибся: кроме банановых объедков, в урне лежал бумажный сверток. Вполне возможно, что он лежал тут и раньше, до того, как мимо проехал автомобиль, но как бы там ни было, он заинтриговал меня. Я запустил руку в урну, сверкавшую той же безукоризненной чистотой, что и все остальное на этом курорте, и вытащил скомканные тетрадные листы, замусоленные и покрытые грязными пятнами. Тут же на месте я развернул их, разровнял, разгладил и принялся читать строки, написанные по-немецки современными латинскими буквами, но с каким-то неизгладимым отпечатком готики.
«Чистота, безупречная чистота, прикрывающая беззаконие и безнравственность, та показная чистоплотность, которая уживается с вынесением смертного приговора целому народу, — она-то и заставила меня содрогнуться. „И взял Понтий Пилат воду, и умыл руки на глазах у народа, и сказал: чист я от крови. И ответил весь народ, и сказал: кровь на нас и на детях наших…“
Удивительно, Евангелие упоминает одну только воду. Или во времена Понтия Пилата не было мыла?
Мыло производят из жиров и из пищевых отходов. Жиры могут быть растительные или животные. Жиры содержатся в молоке мелкого и крупного рогатого скота или даже в молоке диких зверей. Нацисты делали мыло из людей. И Гитлер был болезненно чувствителен к грязи. Постоянно мыл руки, причем обязательно с мылом.