— Ваше величество, Иакинф Курицын зарезан. В доме я оставил солдат, убийцу доставил в пыточный за стенок.
Петр округлил глаза:
— Что ты сказал? Убит? И кем же, кто изверг?
— Его женка боярыня Феодосия. У нее под кроватью нашли нож — весь в крови. И на крутом бережку Москвы-реки, где она его зарезала, лужа свежей крови.
— А труп?
— В реку, видать, сволокла, ракам и щукам на прокорм. Завтра со светом пошлю людишек искать его.
— И за что она его?
— Ихний ключник говорит, что свара промеж них вышла. Она гордая, родовитая… — вставил Богатырев.
— Да, у родовитых спеси много, — согласился Петр. — Однако своей рукой супруга казнить — не дело. Наказать убийцу следует примерно.
Меншиков, пока лишь молча качавший головой, вздохнул:
— Коли по закону, так это наравне с отравительницами — живьем в землю закопать. Жаль, бабешка сладкая была!
— Но тебе, светлейший, в любезности, кажется, отказала?
— Женщины, мин херц, — это как крепости: одних следует брать нежданным приступом, а других терпеливой осадой. Вот я и…
Государь прервал своего любимца:
— Пошли в застенок, послушаем, как твоя возлюбленная голосит.
В пыточном подвале пахло мышами, дымом и кровью. Свеча, трещавшая возле писавшего дьяка, высвечивала низкие каменные своды. На широкой скамье, грузно облокотившись на дубовый стол, сидел маститый старик Ромодановский, степенно поднявшийся при виде государя и медленно склонивший седую голову.
Возле ярко горевшей печи на пыточный станок присели заматеревший на жирных царевых хлебах палач Сысой и его новый подручный — худенький парнишка Тимофей, с жадным восторгом разглядывавший государя.
В двух шагах от Ромодановского на коленях стояли доносчик и ответчица. Боярин, некогда ведший розыск воровства самого Федора Шакловитого, со спокойной уверенностью в успехе розыска — кто ж муки нечеловеческие стерпит! — густым голосом произнес:
— Феодосия, подтверждаешь ли свидетельство ключника Панкратия, рекущего: ты-де все утро бранилась со своим мужем, дерзила и прекословила. Он же, смиряя твою бесовскую гордыню, осенил дланью тебя, Феодосию, по вые?
— Сие так…
— Обаче, ты, Феодосия, не смирилась и за утренней трапезой сызнова сварилась и дерзила, и муж, уча тебя, бил ногой по гузну?
— Сие правда…
— И ты, Феодосия, мстя за свою досаду, когда купно с мужем после трапезы в сад пошла, то на взгорке у реки ножом его в спину резала до смерти, мертвого в воду спущала, а нож к себе в опочивальню схоронила?..
— Такого не было, не лишала я мужа живота и нож под кровать не прятала, — горячо возразила Феодосия. — Поклеп сие!