Иоанн Васильевич окончательно рассвирепел:
— Отца своего будешь учить детей делать, выблядок поганый! Смотрю, смелы вы тут стали не по чину-званию.
Гости повели молодых в сенник.
Гульба, как и прилично свадебному торжеству, длилась всю ночь и плавно перешла на утро. Некоторые, упившись, валялись на лавках, а иные и под оными. Возле дворца гулял простой народ: пили за государя-благодетеля!
И все время, сменяясь, звонари били в колокола.
За разговорами и шумом в государевой трапезной никто не обратил внимания на вошедшего Малюту Скуратова. Тот вырвал из рук пробегавшего мимо слуги большой серебряный поднос и с размаху грохнул им по углу стола. Резкий звук заставил шумевших смолкнуть. Скуратов гаркнул:
— Государь уже собирается, скоро тронется в Александровку. Всем сказано ехать вслед. — Усмехнулся: — Упившихся покласть в сани, на ветру быстро очухаются.
За столами недовольно зашушукались:
— Недоумение одно! Чего это вдруг — ехать? Вроде бы не собирался.
* * *
Не прошло и часа, как длиннющий кортеж карет, рыдванов, возков, пошевень, саней двинулся по улицам Москвы. Под полозьями весело хрустел свежий снежок. В оранжевом диске повисло морозное солнце. Из сотен печных труб шли веселые дымы. Толпы народу стояли вдоль улиц, приветственно махали рукавицами, низко кланялись государю и молодой царице:
— Многие лета и поболее наследников! — И восхищались: — А государыня и впрямь хороша собой, краше не бывает!
Та, словно рождена была для трона, ласково улыбалась всем: юродивым, ремесленникам, нищим, торговым людям, клосным, бродягам…
Спустя четыре часа, обкусывая сосульки с бород, с трудом двигаясь в тяжелых шубах, гости спешились у царского дворца в Александровой слободе.
Иоанн Васильевич, за всю дорогу не проронивший ни единого слова, ни разу не ответивший на приветствия, подозвал Никиту Мелентьева и Малюту Скуратова. Он что-то буркнул им и закосолапил в свои покои — вкусить винца и вздремнуть после дороги.
Мелентьев же засуетился, приказал:
— Бегом десятка два мужиков на пруд — полынью пробивать!
…Толпа любопытных, собравшаяся на берегах, наблюдала за работой и рассуждала:
— Не иначе как сам государь пожелал рыбку свежую к столу выловить! Вон и креслице ему служивые тащат, на лед ставят. Дай Бог здоровья Иоанну Васильевичу, добрый он у нас! Не то что в чужеземных странах короли-нехристи. А наш, сказывают, сегодня прикажет угощение в честь своей свадьбы посадским выставить. А рыба — для закуски!
Другие возражали:
— Было бы чего выпить, а закуска — лишнее! Можно из дому чего свое принести, огурец соленый али капустки.