— Чего, уснул? Сюда топай!
Некто, тоже весьма дородный и в широком, подбитом мехом охабне, заспешил к пролому в ограде, в котором обе таинственные фигуры скрылись.
Осторожными шагами, стараясь двигаться в скудной тени голых деревьев, оставляя глубокие следы, они преодолели снежную целину, миновали хозяйственные постройки и вплотную подошли к большому хозяйскому дому. Было залаяли цепные псы, да, почуяв знакомого, смолкли.
Кругом — морозная тишина, лишь в некоторых окошках слабо светил свет, но в двух, что на первом этаже, был он весьма ярок.
Седоки направились именно под эти окна и с любопытством прильнули к ним. В двух больших подсвечниках горели свечи. За столом восседал маститый старик Хвостов. Он что-то (не разберешь!) говорил девице, одетой в пышное платье.
«Ишь, словно в царский дворец собралась!» У стремянного сладко заныло в груди. Смеющееся прельстительное лицо девицы играло румянцем, в задорной улыбке белели зубы. Из-под длинных бархатных ресниц горели лазоревые глаза. Стан был тонок, грудь высока. Никите показалось: сейчас он протянет руку, обнимет эту красоту неземную, сорвет одежды и найдет губами ее жгучий поцелуй.
Он вздрогнул: кто-то потянул его за рукав. С трудом оторвавшись от соблазнительного видения, Никита увидал в заиндевелой бороде лицо сокольничего. Тот шепнул:
— Пошли! Обвенчаешься — и не такое узришь.
Шагая по своим следам, они выбрались обратно в проулок, прыгнули в пошевни, и терпеливо ожидавший холоп хлестанул коня:
— Н-но!
Никита в восхищении молвил:
— Ох, красива — сил нет! Засылаю сватов.
Свадьбу сыграли после Филиппова поста — в конце января. Государь уже второй месяц безвылазно сидел в возлюбленной им Александровке. Нарушая приличие, осторожности единой ради, Никита Мелентьев благословения у царя не просил, на свадьбу не приглашал.
Семейная жизнь с Василисой, веселой, добродушной, проказливой, так по нраву пришлась стремянному, что он не смог от супруги оторваться, в свою владимирскую деревеньку ее не отправил.
Доносчики — достояние всех времен и народов. Так что государь вскоре прознал про свадьбу, хитро сощурил око:
— Как на тебя, Никита, Христос поглядит, как Пречистая Богородица позрит, коли от государя своего дела тайные содеял? Грех сие.
Зная нрав Иоанна Васильевича, не терпевшего оправданий и тем паче возражений, упал стремянный на колени, смиренно молвил:
— Согрешил, государь, прости мя!
Кругом столпились люди, ближние царю, и с замиранием сердца ждали кровавого завершения событий. Но государь только что выиграл партию в шахматы у Ивана Колычева, был в хорошем расположении духа. Его подмывало блеснуть красноречием: