– Скажите, Ульрих, вот я могу многое видеть на расстоянии: людей, что они делают, чувствуют, как относятся друг к другу. Я порой и не хочу, а вижу; стен как будто и нет. Но в этом здании стены… есть… Не знаю, как сказать… Стены есть как будто и для мысли, и для ощущения… Они особенные? Тут колдовство?
– Хайке, сознайтесь, вы любопытничали?! Стыдитесь!
Как я и рассчитывала, возмутился Ульрих для порядка. На самом деле он светился от удовольствия и не мог этого скрыть. Ему нравились мои таланты, и моё дозированное нахальство тоже нравилось: у немцев ценится напористость, бесцеремонное поведение их мало смущает. Дисциплина, конечно, превыше всего. Но я же – дикарка, к дисциплине он меня приучит: у меня для этого отличная наследственность!
Ульрих сам был талантливым медиумом. С ним работать было легко и удобно: он мог понять с полуслова, он мог спокойно передать инициативу в ведении сеанса, подстроиться – лишь бы на пользу делу. Мы, как правило, сходились в ощущениях от сеанса и интерпретациях, а если вдруг у нас оказывались разные мнения, то в обсуждении мы приходили к выводу, что они лишь дополняют друг друга.
Ульрих, человек амбициозный, страшно возгордился тем, что стал наставником «тибетского самородка». Не только мои успехи в работе, но и мои способности он готов был приписать своим стараниям.
– Не сердитесь, Ульрих! Ничего я не любопытничаю. Я же говорю: я просто слышу и вижу – это происходит само собой, не нарочно. Не всегда, но часто. Но тут, в нашем здании, я всё время чувствую глухие стены. То есть стены на улицу почти нормальные, а внутри – глухие полы, глухие потолки… Как мне не переживать?
Собеседник улыбнулся, вполне удовлетворённый лукавым объяснением. Он и сам слукавил бы точно так же в подобной ситуации: сказав чистую правду, но поменяв в ней все акценты.
– Всё верно, Хайке. Надо не переживать, а гордиться.
Гордиться – это, как я поняла, одно из ключевых духовных упражнений жителя Третьего рейха, особенно представителя любой элиты: властной ли, военной ли, интеллектуальной или, как мы, эзотерической.
Я смотрела на Ульриха, невинно похлопывая белёсыми ресницами: мол, объясняй дальше, а то я пока не поняла, чем гордиться-то… в данном случае.
К достоинствам Ульриха относился, помимо прочего, явный учительский дар: он готов был объяснять всё, что знал сам, долго, вдохновенно и понятно.
– Мы работаем не в обыкновенном здании, дорогая ученица, а в чуде инженерной мысли. Тут каждая стена – совместное достижение немецких физиков, химиков и оккультистов!
Глаза мои расширились, и ресницы захлопали быстрее. Неужели целое здание отделано экранирующими материалами?! Как же мы в таком случае что-то слышим и видим в рамках решения собственных задач?!