А потом он обрел цель, придавшую смысл его обесточенному, пустому существованию. И он вцепился в нее зубами, с упорством подыхающего зверя, с нездоровой одержимостью и отчаянием. И ничто не могло заставить его свернуть с этого пути – по крайней мере, так он думал до этих проклятых встреч в темной комнате.
Он должен быть благодарен Лесе за то, что ее неуёмное любопытство всколыхнуло со дна души всю горечь и боль, что стали его неотъемлемой частью, и пробудило демонов, которые сейчас рвали ему душу в клочья. Он со всей ясностью и неотвратимостью вспомнил о том, для чего эта женщина здесь на самом деле. Он испытывал к ней теперь только те эмоции, на которые имел право.
Как она вообще посмела его ослушаться? Он ведь отнюдь не играл с ней в игры, когда предупреждал о том, что она не должна приближаться к запретной комнате. Да, он хотел пробудить ее любопытство, но оно должно было тлеть в ней, постепенно набирая обороты, а не толкать на неосмотрительные поступки раньше времени.
Он недооценил ее рисковость, но и она недооценила серьезность его предупреждений.
Когда Леся вошла в комнату, он, как и всегда, стоял у окна. Но ленивой расслабленности, с какой ожидал ее обычно, на сей раз места не было – все его тело было изломано в болезненной позе, когда он, согнувшись над столом, отчаянным жестом вцепился онемевшими пальцами в край стола, лишь бы только не двинуться с места. Лишь бы только не переступить границы.
Он задал свой вопрос, но ответа от Леси не последовало. Джек и сам не знал, что хотел от нее услышать, но ее молчание заставило кровь снова закипеть в жилах. Она совершила чудовищный проступок и даже не считала нужным оправдаться! Хотя чего иного можно было от нее ожидать?
Он оттолкнулся от стола, направившись к ней. Пушистый ковер под ногами делал его шаги едва слышимыми, что составляло резкий контраст с тем, как оглушительно молотилось в груди сердце, отдаваясь сумасшедшим стуком в ушах.
Она стояла у самой двери, готовая, казалось, в любой момент сбежать. Он резко выкинул вперёд руку, впечатав ладонь в дверь, чтобы Леся не могла её открыть, но снова недооценил ее смелость. Или даже глупость.
Подавшись к нему, она ответила:
– Да, я хотела попасть в закрытую комнату.
От ее признания, в котором сквозил вызов, он потерял над собой контроль. От одной только мысли, что она приближалась к той двери, его передёрнуло, как от чего-то невыносимо кощунственного. Вторая рука механически взметнулась, обхватив ее за тонкую шею и он скорее вырычал, нежели произнес одно короткое слово, на которое только и был способен: