– Хватит, мам! – прервала ее Джессика. – Все, что я ни делаю, тебе кажется опасным! Куда бы я ни пошла, что бы я ни съела! Все мои друзья в твоем представлении мои злейшие враги. Ты бы хотела, чтобы я оставалась десятилетней девочкой всю жизнь. Но это не в твоей власти, понятно? Не можешь! Это моя жизнь, и я проживу ее как захочу!
– С такими воззрениями, юная леди, ты больше не выйдешь за пределы этого дома. Никогда!
– А что ты собираешься сделать? Похоронишь меня здесь заживо? Ни к чему это не приведет. Я просто сбегу.
– Если ты посмеешь…
– И что, мам? Как ты поступишь? Ничего ты не сделаешь! Все будет впустую. Все!
Джессика уже перешла на крик. Ее личико приблизилось вплотную к лицу Грейс, глаза горели гневом.
Грейс почувствовала запах спиртного изо рта дочери. В лучшем случае – крепкого пива.
– Ты пьяна! – Грейс не могла в это поверить. – Неужели опять?
– Глотнула немного пива. И что тут такого? Ведь я была на вечеринке. Туда принесли бочонок, и я отхлебнула, как и все остальные. А хочешь знать, что я сделала потом? Я выкурила пачку сигарет и затянулась разок травкой, – слышите, детектив? – затянулась травкой и поразвлеклась немного с отличным парнем. И буду поступать так и впредь, когда захочу, и ты меня не остановишь! Руки коротки!
Грейс взорвалась. Впервые за многие годы она полностью потеряла контроль над собой.
– Это мы еще увидим! – воскликнула она. И прежде чем сообразила, как ей должно поступить, размахнулась и влепила Джессике пощечину.
Звук удара и последующий за ним вскрик дочери повторило эхо. Рука Грейс застыла в воздухе. Лицо ее побелело, стало таким же, как у дочери.
Только щека Джессики постепенно меняла свой цвет, наливалась розовым там, где отпечатался след пощечины.
Какое-то мгновение мать и дочь в удивлении молча рассматривали друг друга.
– Ненавижу тебя, – выдохнула Джессика и прижала ладонь к пылающей щеке. – Я буду жить с папой.
Тело Грейс обмякло. Она почувствовала себя плохо, в буквальном смысле физически плохо. Но сейчас уже не было привычного пути к примирению – объятия, совместные слезы и обещания исполнить все, что Джессика только пожелает. Надо было проявить твердость. Ставка была слишком высока – может быть, сама жизнь ее девочки.
– Иди к себе, – сказала Грейс холодно. – Мы обо всем поговорим завтра.
– Моя дверь заперта изнутри. – Хотя слезы уже текли по ее лицу, Джессика придерживалась прежнего, независимого и агрессивного тона. – Я не смогу туда попасть.
– Я тебе открою. Идем, – вмешался Марино, дотоле незримо и неслышно присутствующий при «обмене мнениями» между матерью и дочерью.