На разломе двух времён. 80-е (Васильев) - страница 40

Если с высоты прошедших лет взглянуть на успехи в бизнесе, политике и науке, то мы увидим, что более всего преуспели те, кто приехал издалека: из Кривого Рога, Горловки, Запорожья, Волжского, Магнитогорска, Хабаровска…

Из той маленькой общаги на Гагарина, 20, выйдут банкиры и страховщики, ретейлеры и строители, бизнесмены и политики. Бешеная кутерьма перестройки и «лихих» 90-х разбросает нас по странам и городам, по банкам и компаниям. В науке останутся единицы.

Но, привыкшие к экзаменам и испытаниям, мы справимся с вызовом времени.

Когда историки будут пытаться найти главных бенефициаров перестройки, понять, кому удалось в наибольшей степени воспользоваться ее плодами, они с удивлением обнаружат, что главные «выгодоприобретатели» сидели в середине 80-х совсем не в партийных кабинетах и не в креслах директоров заводов и НИИ. Они располагались в обычных облупленных комнатах студенческих общежитий лучших вузов страны.

Советская система любила, лелеяла молодых и создала идеальную обстановку для их роста и прорыва. Социальные лифты для активной молодежи работали превосходно. Любой толковый парень или девушка из самого далекого уголка страны могли ставить перед собой сверхамбициозные цели и их достигать. И в результате лучшие ученики советских школ становились студентами лучших вузов.

Именно они уловят суть времени в 90-х и станут элитой страны в нулевых.

Трудовая дисциплина воспитывалась в СССР с малых лет.

На сельхозработы нас отправляли уже в пятом классе, а после седьмого мы поехали в первый трудовой лагерь на целых две недели. Это было что-то среднее между пионерским лагерем и стройотрядом: мы жили в специально организованном городке в лесу, а днем пропалывали капусту или свеклу на соседнем колхозном поле.

Трудовое задание на день было довольно простое – отсюда и до обеда. Под палящим солнцем, сгорбленные, на корточках, школьники должны были пропалывать грядки. Это не было трудно физически, но утомляла однообразность. Особенно сложным задание казалось утром, когда не было видно конца полю, которое требовалось прополоть.

Когда же оно закончится, это поле?

Каких-то конкретных норм не было. Учителя, которые были с нами, скорее, следили, чтобы никто не сачковал:

– Вон, видишь, Вася уже сколько прополол? А ты все на месте топчешься.

Васю хотелось догнать, и мы работали примерно на равных.

Это казалось обязательным делом, и никто не спрашивал, а зачем все это нужно. И стоит ли привлекать к этому детей? Мы считали работу на колхозных полях долгом перед страной. Он был почетен, но все равно воспринимался, скорее, как повинность.