– Откуда вам столько известно о жизни моего отца? – с подозрением сощурился Рин.
Он словно отказывался поверить бессмертному на слово.
Окара посмотрела в темные глаза Доара и поняла, что игры в поддавки закончились, теперь лицо харда излучало холодную невозмутимость. Конечно, он и не подумал отвечать.
– Я рассказал, – устало признался жрец. Ему явно стало лучше, мужчина поднялся и, расправив сутулые плечи, приблизился к сыну. – Доар единственный, кому я доверял… и доверяю.
На его откровения Рин отреагировал вполне спокойно. Его другое волновало.
– Отец, ты готов объяснить, кто я? – в болезненной судороге поморщился парень и добавил громче: —Что я?!
Окара мысленно ему посочувствовала. Она все еще остро помнила, как больно от того, что самые близкие люди обманывают. Девушка сомневалась, что на месте друга нашла бы силы простить отца.
Седовласый приосанился и перешел к на редкость короткому и содержательному рассказу. Обычно жрецы любят рассуждать, но этот служитель Гвербоса подобным талантом не обладал.
– Покинув обитель безымянных, в первой же деревне я встретил твою мать. Тепло и сияние ее души притягивало, и я остался. Твое рождение, сын, было настоящим чудом. Но, к сожалению, омраченным смертью той, с кем я нашел покой. Обязанности оракула стали для меня в тягость. Мне не хотелось покидать любимую ни на минуту, но она покинула нас обоих. Чтобы не последовать за ней, я посвятил себя служению Гвербосу.
– В благодарность он выбрал меня своим сосудом? – Уголки губ Рина дрогнули в горькой усмешке.
Окара собралась уже идти утешать его, но жрец своим ответом взволновал и ее.
– Богу безымянных не нужен сосуд, – скромно озвучил тот великую тайну безымянных.
Младшая Тоберон на пару с Рином потеряла дар речи. Она, как и ее друг, была уверена, что Гвербос использовал парнишку для своих не совсем честных делишек вроде воскрешения.
«И почему болтушками принято считать девушек?» – всерьез задумалась Окара, когда вперед выступил Доар. Бессмертный еще не заговорил, а она сердцем почувствовала, что слова его не понравятся Рину. Слишком мрачно хард со жрецом переглянулись при этом.
– Гвербосу не нужен сосуд по одной причине, – веско сказал Доар, – бог вселяется в чужое тело. Рин Гезз, ты и есть Гвербос.
«Ничего себе!» – промелькнуло в голове Окары. Не ожидая подобного поворота, она удивленно вскрикнула и с подозрением покосилась на друга. Но тот не выглядел взволнованным или подавленным, словно и сам подозревал нечто подобное. И это его раздражало.
Раздался горестный вздох жреца.
– Ты особенный, сынок, и должен принять свою сущность, – с искренней заботой заметил тот.