— Так чего же ты все это время молчала! — воскликнул Васька. — Так, Любочка, давай-ка подробно опиши мне, как выглядел этот мужик. Который Риткой интересовался.
Люба стала рассказывать:
— Не знаю, приличный вроде, одет хорошо. В кепке такой, клетчатой. Я еще подумала, вечер теплый, зачем ему кепка?
— Зачем-зачем? Для маскировки! А больше ничего странного не заметила?
— Да вроде бы нет. Хотя… Очки. Точно! На нем были очки. Черные. От солнца.
— Вечером? — удивился Васька.
— Ну да.
— И это, по-твоему, ничего странного? Так, Люба, а ну пошевели мозгами, может, еще что-то вспомнишь.
— Помню. У него были усы.
— Накладные, — откомментировал Васька.
— Василь Иваныч, да что ж я, дергала? Но усы у него были действительно красивые. Рыжеватые такие, кончики кверху закручены, как у Мюнхгаузена.
— Да ты просто ночная бабочка, Любовь. Усы она у мужчин рассматривает, куда закручены. Ой, Люба, Люба, я бы этому Мюнхгаузену с большими усами эти усы да пооткручивал. Слушай, а ты про него следокопу рассказывала?
— Кому?
— Следователю из ментовки?
Люба покачала головой:
— Надо же, забыла. Да он меня про него и не спрашивал.
Василий уже кое-что понимал.
— Ты чего здесь чай распиваешь? А ну, быстренько собрала ноги в руки и дуй отсюда! — закричал он.
— Ты чего? Куда дуть-то, Василий Иваныч?
— В ментовку. Найди того следователя, что дело Риткино ведет, и подробно все ему расскажи про Мюнхгаузена в очках.
— Не-а, не проси, не могу, не пойду, — решительно отказалась Люба.
— Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Почему это ты не пойдешь?!
— Ага! Он спросит, почему раньше не рассказала, что я ему отвечу?
— А ничего и не отвечай, по тебе и так все видно. Что не от злого умысла. В крайнем случае, срок отмотаешь за введение следствия в заблуждение. По этой статье срока маленькие, не боись, до десятки всего-то… Короче! Какая тебе разница, где сидеть целыми днями — здесь или в тюрьме?
— Ой, Василий Иванович, родненький, пожалуйста, не выдавай меня? — запричитала Люба. — Мне страшно.
— Не боись. Я тебе передачку принесу. Носки, там, теплые, жилетку меховую. Чтоб в Сибири не мерзла.
Люба с ужасом смотрела на Ваську.
— Да шучу я, — хмыкнул он. — Люба, как же ты не понимаешь, Риткина жизнь в опасности, пока этот преступник ходит на воле. И мы должны сделать все возможное, чтобы его поймать.
Сергей регулярно наведывался к следователю, чтобы узнать, как идет поиск украденных денег.
— Я тебе уже говорил, что клофелинщицы в нашем городе это нонсенс. Они здесь не водятся. Им негде развернуться, — терпеливо объяснял Николай Николаевич.