Все утро Джастин думал о том, что отныне будет только презирать Меган – так же сильно, как хотел ее прежде. Она сделала из него дурака, и, будь на ее месте мужчина, он давно бы застрелил его на дуэли. Но… делать нечего. Меган была настоящей женщиной и использовала типично женское оружие. Она затащила его в шелковую паутину, из которой он не в состоянии выбраться. И теперь, как паучиха, готовится добить его. При одной мысли о том, что другой мужчина будет целовать ее, спать рядом, заниматься с ней любовью и когда-нибудь подарит ей детей, граф покрывался холодным потом. С какой легкостью она забыла о любви! Чем больше Джастин думал об этом, тем больше злился. Она заставила его полюбить себя, черт побери! Но теперь настал ее черед: он вынудит ее заплатить за это!
Джастин говорил себе, что с его стороны было глупо предлагать ей руку. Даже если бы она стала умолять его, теперь он ни за что бы не женился на ней. Граф стал размышлять о том, кем бы ее сделать, хотя до этого ему в голову не приходили такие мысли. Да, лучше всего ей подойдет роль любовницы, говорил он себе. Он скорее сгорит в адовом пламени, чем позволит другому мужчине наслаждаться ее телом до того, как сам устанет от нее. Да, верно! Он сделает ее своей любовницей! Он будет спать с ней до тех пор, пока ему это не надоест. А уж потом она сможет, если захочет, конечно, выйти замуж за Дональда или иного простофилю. Но до тех пор она будет его собственностью, его узницей, если хотите.
Привести этот план в действие оказалось до смешного легко. То, что он был ее опекуном, и она жила в его доме, упростило задачу. В конце концов граф имел право принимать решения за свою воспитанницу, пока она не замужем. Ему всего-то и надо было рассказать ее идиоту-жениху выдуманную историю про больную родственницу. И никакого скандала. А ведь он увез Меган с самыми дурными намерениями!
И теперь, глядя на нее из угла кареты, граф ликовал. Отныне она принадлежит ему – нравится ей это или нет. И чем скорее она свыкнется с этой мыслью, тем лучше.
– Ты или пьян, или сошел с ума, – заявила Меган. Ее огромные глаза в недоумении застыли на побледневшем лице.
Джастин медленно оглядел ее с ног до головы. Черные волосы были убраны в высокую прическу, позволявшую любоваться тонкими чертами лица и нежной, гладкой, как фарфор, кожей. Кроме золотого шнура в волосах, ее единственным украшением были сверкающие глаза. Глядя на нее, Джастин подумал, что мужчину, покоренного ангельским выражением этого личика, можно простить. Такое невинное выражение, казалось, может быть только у ангела, ничего не знающего о преисподней, но именно в преисподнюю она затащила его. Однако граф уже твердо решил прихватить ее туда с собой. Сочные губы Меган алели, словно спелые ягоды, а под платьем округло вырисовывались налитые груди. Платье, правда, скрывало ее тонкую талию, но Джастину не было нужды видеть ее сейчас – он и так отлично помнил все, что было скрыто одеждой.