«Пронесло!» ― успокоенно вздохнул Дьяков и нахмурился, когда узнал, что в госпитале остался бывший директор рынка, которому за круглую сумму сделали операцию по поводу язвы желудка.
— Но я его нигде не видел, куда делся? ― удивился бургомистр и получил ответ:
— В мертвецкой. Не имели времени вывезти и придушили подушкой. Отнесли в холодную, куда важный гость не сунул бы носа.
Дьяков с интересом взглянул на ведающего отоплением здания.
«Достоин похвалы, поощрения за то, что спас меня от получения выговора».
Обещал за смекалку включить в новый список награждаемых медалью, вместо благодарности услышал:
— Побрякушкой сыт не будешь. Мне бы посущественнее, чем можно живот набить.
Истопник получил банку балтийских шпрот, пачку маргарина, сухари. Отдавая премию, Дьяков посоветовал все быстрее съесть.
— Не смей обменивать на золотишко. Попадешься при сделке на глаза жандармам, и не сносить головы — за утаивания драгоценного металла от рейхсбанка поставят к стенке.
Стрелки часов приближались к полуночи.
Дьяков решил дважды отметить наступление Нового года, вначале по московскому, затем по берлинскому времени.
Зажег свечу. Мысленно пожелал себе в 1943-м самого хорошего, в первую очередь не схватить пулю или осколок, не свалиться с сыпным тифом, не лечь завернутым в тонкое одеяло (за отсутствием гроба) в с трудом вырытую в каменной земле могилу, остаться целым и невредимым. Выпил за свое здоровье, благополучие неразбавленный спирт, запил водой, крякнул, закусил холодной тушенкой. Почувствовал разливающуюся по телу приятную теплоту. В голове просветлело, но после опрокинутых в себя пары рюмок, все вокруг помутнело. Опустил голову на грудь, смежил веки.
Когда проснулся и протер глаза, стрелки часов показывали половину второго.
«Проспал!»
Включил радиоприемник, повертел ручку шкалы настройки, отыскал Московскую станцию «Коминтерна», услышал вкрадчивый, очень душевный голос:
Бьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…
Нежная, чуть грустная мелодия была знакома.
«Музыка популярной у сентиментальных немцев песни про Лили Марлен, а слова новые».
Придвинулся к динамику.
Ты сейчас далеко-далеко,
Между нами снега и снега,
До тебя мне дойти нелегко,
А до смерти — четыре шага…
Невесело усмехнулся:
«На фронте до смерти не четыре, а куда меньше шагов».
Представил, каково сейчас в окопах, блиндажах, и поежился, точно его до костей пронзил холод…
«Гитлер успокоил 6-ю, обещал не оставить попавшую в беду армию, ежедневно присылать до сотни транспортных самолетов с крайне необходимыми провиантом, боеприпасами, но сквозь кольцо окружения удается пробиться единицам, остальных сбивают при подлете… Танки фельдмаршала Манштейна по пути к нам встретили сильное сопротивление, глубоко завязли в снегах. Трусливые итальяшки разбиты наголову. План прорыва из «котла» потерпел полный крах…»