– Может, ты объяснишь мне наконец, что происходит? – начиная выходить из себя, сказал он. Я не знала, что ответить, вернее с чего начать. Чувствуя, по-видимому, моё замешательство, он вдруг сказал:
– Впрочем, дай-ка я угадаю. Меня осенила одна мысль. Всему виной Вероника. Если это так, то я даже не знаю, что тебе сказать и как объяснить, что… – он долго подбирал слова.
– Не нужно ничего объяснять, – наконец сказала я. – Мне и так всё ясно. Я сделаю так, как должна… Думаю, так будет лучше для всех, – выдохнув, произнесла я. Хотя эти слова дались мне нелегко. Именно ими я сейчас подводила черту в своей жизни, обрекая себя на то, что мне меньше всего хотелось – на пожизненное скитание и.…Но ведь другого выхода у меня не было!
– Лучше для всех? – не понимая, о чём я, переспросил он. – Что это значит, Кристи? – уже в упор глядя на меня, спросил он. И тут мой внутренний голос, словно вырвавшись из заточения душевных оков, разрывая эти оковы, заговорил, отдаваясь всей болью в моём сердце, и я, высказала всё, о чём думаю и что чувствую, всё, что так долго теснилось в моём сердце:
– Я знаю, что вы с Вероникой скоро поженитесь, поэтому будет лучше, если я уеду отсюда. Я не хочу никому мешать, уж тем более быть… лишней. Я уеду через месяц. Мне дали распределение в другую… далёкую отсюда местность… – Я замолчала, не зная, что ещё сказать и посмотрела на него. Он, казалось, был неподвижен.
– Или у меня и этого времени нет? Я должна собраться прямо сейчас? – спросила я. Но, снова не услышав ответа на свой вопрос, я сказала:
– Хорошо, я постараюсь, если так нужно, уехать сейчас, я что-нибудь придумаю, – с этими словами я встала из кресла и направилась к выходу, невольно бросив на него свой последний взгляд, и вдруг увидела, что его лицо всё побледнело, сейчас он смотрел на меня, широко открыв глаза, полные непонимания.
– Что? – глухо сказал он. – Я ничего не понял, Кристи… Что это было? Ещё раз с самого начала, – проведя рукой по лицу, будто желая снять с себя внезапное оцепенение, произнёс он. – Куда ты собралась? В какую местность?
Сейчас он смотрел на меня с какой-то дикостью, слегка покачнувшись, он взялся за спинку кресла и присел в него.
– Ну, Кристи? – вопросительно глядя на меня, сказал он. – Я слушаю тебя внимательно.
– Но я уже всё сказала, мне нечего добавить, – ответила я.
– Нечего? Прекрасно!
Он вдруг рассмеялся мне прямо в лицо, причём настолько сильно, что у него сквозь смех выступили слёзы на глазах. Он весь раскраснелся, кровь густо прилила к его лицу.
– Хм, значит, я и Вероника, мы должны… пожениться? Так? Но кто мог сказать тебе такое, Кристи? Что за бред? Хотя, постой. Можешь не отвечать, тут не трудно догадаться. Хм… и ты, конечно же, поверила в это? Да, Кристи? Но как? Скажи… Как такое возможно, если во мне всю жизнь живёт одно-единственное чувство. Даже мелькнув слабой искрой надежды, оно являет мне весь смысл жизни. Всего меня, всё из чего состою и существую я. Да, я живу этим одним чувством, и оно даёт мне такую безграничную свободу, что мне порой, кажется, что я могу духовно вобрать в себя всю вселенную, весь мир, это – чувство безграничности, Кристи. Утрата даже отблесков этой надежды опустошает меня и делает глубоко несчастным и я… О, эта извечная пытка душевных терзаний, Крис. Из крайности в крайность; то счастлив ты, что есть эта надежда, то глубоко несчастен, и жизнь тогда теряет всякий смысл. Я то высоко взмываю в небо, паря в нём, словно птица, то падаю на землю, разбиваясь… и это состояние схоже с безумством, и чем сильней во мне два эти противоречия, где борются между собой эти чувства, тем слабее моя душа, боюсь, она может не выдержать и дойти до безрассудства.