Его голос всегда звучал слишком убедительно, и вот мне вновь пришлось забыть про желаемое.
Я продолжал тратить деньги на себя и девушек, видя в них только способ развлечений. Дэн тоже порой забывал о делах, ухаживая за той или иной красавицей, но ни одна из них не заставила нас почувствовать нечто большее, чем просто страсть. И в тот момент нам казалось, что лучше страсти может быть только хороший бренди.
* * *
Так прошло еще пять лет…
Дружба между мной и Дэном уже давно могла перестать существовать. Стоило мне услышать хотя бы одну противоречивую либо осуждающую меня фразу, и я немедленно выходил себя! Очевидно, именно Дэн являлся главным ценителем нашей дружбы и партнерства. Ему частенько приходилось сглаживать острые углы, дабы сохранить наш братский союз. Однако мне было непросто… Всякий раз, когда Дэн указывал на мои неверные действия, заставляя меня тем самым чувствовать себя никчемным, я слышал голос отца. От внутреннего гнева закипала в жилах кровь, и я едва мог сдерживать эмоции.
Летом 1927 года мне исполнилось двадцать шесть, и я, наконец, мог считать себя мужчиной, а не юношей. Больше всего мне не хотелось стать похожим на покойного Френсиса Моррэса. Это было бы нестерпимо и ужасно, каждый раз глядя в зеркало, видеть его лицо. К счастью, этого не случилось. Я был похож на мать и теперь, обретя долгожданную мужественность, более строгие черты и крепкое телосложение, вполне мог считать себя красавцем, почти не уступая в этом Дэну.
* * *
Однажды зимним вечером, в самый канун Нового года, когда все подарки куплены, а люди собираются семьями за праздничным столом, я и Дэн находились в нашем главном отеле с намерением встретить праздник здесь. В центре вестибюля стояла высокая, украшенная красными бархатными бантами и золотыми бусами, елка. Я сидел в кресле по другую сторону от администраторской стойки, любуясь этим временным украшением, как вдруг увидел ее…
Уверенной, но легкой изящной походкой в отель вошла девушка, мгновенно пленившая мой взгляд. Большие, немного раскосые, удивительной красоты карие глаза венчали пышные, густые ресницы. Ее темно-каштановые волосы до плеч не были убраны в прическу и переливались шелковым блеском, а ярко-алые губы оттенялись бледно-розовым естественным румянцем, который оставил на ее белой коже мороз. Облаченная в длинную дорогую шубу из серого меха и держа в руке маленькую черную сумочку, девушка подошла к администратору.
Сосредоточив взгляд лишь на ней, я не сразу заметил, что прекрасная незнакомка была не одна. Рядом с ней стояла блондинка с элегантной прической и очень милым лицом. Девушка была немного ниже подруги и, несомненно, тоже выглядела прелестно — само воплощение нежности. Однако рядом с той, другой, она становилась совершенно обычной и даже незаметной.