Лирна посмотрела на молодого парня, на ненависть в его лице. Тот плюнул наземь и забился в своих веревках, пытаясь подняться, но стоявшие рядом воины повалили его обратно на землю.
— Слабаки! — завопил он. — Мерим-герская сучка превратила вас всех в слабаков!
Лирна повернулась к Мастэку:
— Перед ним у меня нет долга.
* * *
Пока на его руки наматывали веревку и привязывали к седлу пони Мастэка, он пел песню смерти. Повернувшись лицом к восходящему солнцу, обреченный сын Альтурка пел скорбную песнь на своем гортанном наречии. Бóльшая часть древних слов была незнакома Лирне, но она уловила фразу «месть богов», повторившуюся несколько раз. Посреди пения он упал — Мастэк пустил пони галопом, волоча привязанного юношу за собой. За ними последовал остальной отряд, направляясь на юг. Давока сказала, что однажды была свидетельницей, как мужчина, приговоренный к такой казни, оставался живым целый день. Альтурк же молча смотрел вслед своим бывшим соплеменникам, пока те не скрылись из виду.
Лирна подошла с своему пони. Проверила копыта и принялась распутывать свалявшуюся гриву, когда внезапно почувствовала на себе взгляд Соллиса.
— Что-то хотите сказать, брат? — спросила она.
Лицо у него было, как всегда, непроницаемо, но в голосе прорезались новые нотки: привычный гнев сменился чем-то похожим на уважение:
— Я просто подумал, ваше высочество, что лонаки, возможно, правы и сейчас мы сопровождаем именно королеву. — Он поклонился и пошел осматривать своего пони.
По мере того как они продвигались все дальше на север, горы вновь обступили их со всех сторон. Здесь пики были куда неприступнее, чем на Скелланском перевале, их вершины вечно скрывались за облаками. Тропинки, по которым ехали всадники, становились все у́же, коварно змеясь по склонам. В первую ночь после битвы с сентарами они встали лагерем над обрывом глубиной футов в пятьсот, по прикидке Иверна. С наступлением ночи сверху опустилось влажное одеяло тумана.
Альтурк молча сел поодаль, почти на самом обрыве, не заботясь ни о еде, ни о тепле. Лирна направилась было к нему, но Давока выразительно покачала головой. Тогда она устроилась напротив Кираль. Давока усадила пленницу у небольшого костра, разведя его настолько далеко от остальных, насколько было возможно. Ноги ей связали, поскольку твердая земля не позволила вбить кол и привязать ее. Она равнодушно взглянула на Лирну, продолжая неподвижно сидеть, привалившись к скале. Ни дать, ни взять — обычный заскучавший подросток.
— Болит? — спросила Лирна, показав на шрам.
— Я не говорю на твоем песьем языке, мерим-герская сучка, — огрызнулась Кираль.