— Извини, Китаяночка. У меня деловая встреча.
— Ты можешь и опоздать. Иди ко мне.
Я не ответил. Пересек спальню, достал из стенного шкафа свитер, надел его.
— Я скажу тебе древнюю китайскую присказку. День, который начинается с любовных ласк, принесет только радость.
Я рассмеялся.
— Что тут смешного? Впервые я слышу от тебя «нет».
— Такое должно было случиться, Китаяночка.
— И перестань называть меня Китаяночкой. У меня есть имя, и ты его знаешь.
Я посмотрел на нее. На лице отразилась злость, которой не было мгновеньем раньше.
— Остынь, Китаяночка. Даже я не могу поверить, что кого-то могут называть Мэри Эпплгейт.
— Но это мои имя и фамилия.
— Пусть так. Но для меня ты Китаяночка.
Она натянула на себя простыню.
— Наверное, мне пора уходить.
Я не ответил.
— Долго тебя не будет?
— Не знаю. Может, пару часов.
— Я уйду раньше.
Я пристально посмотрел на нее.
— Денег тебе хватит?
— Обойдусь без твоих.
Я кивнул.
— Тогда прощай. Мне будет недоставать тебя, — я закрыл за собой дверь и спустился вниз.
Солнце ослепило меня. Я опустил шторы и прошел на автостоянку. «Изо» блестел, как черная жемчужина в витрине ювелирного магазина. Стоящий рядом ее маленький «фолькс» более всего напоминал жучка. Он казался одиноким и потерянным.
Может, такие ощущения «фольксвагены» вызывали только у меня. Многие в Лос-Анджелесе, особенно начинающие актрисы, отдавали предпочтение этой модели. А почему бы и нет, руль, четыре колеса, стоит совсем ничего, вот и носятся они на них взад-вперед по своим делам.
А в промежутках ставят в гаражи, хозяева которых разъезжают на «линкольнах». Но рано или поздно время больших машин подходило к концу, и девчушкам вновь приходилось приниматься за дела. Как этим утром.
Я вернулся в дом, нашел на кухне катушку липкой ленты. Прилепил к приборному щитку «фольксвагена» два стодолларовых банкнота. К отелю я подъехал на полчаса позже, но Сэм еще не выходил на улицу.
Я сидел в машине и ругал себя почем зря. Китаяночка-то была права. Я успел бы всласть потрахаться.
Он появился еще через пятнадцать минут. Швейцар открыл дверцу, и он плюхнулся на сидение, тяжело дыша. Дверца захлопнулась, и мы посмотрели друг на Друга.
Потом он наклонился и поцеловал меня в щеку.
— Мне недоставало тебя.
Я тронул машину с места и молчал, пока мы не остановились на красный свет на бульваре Заходящего Солнца.
— А мне-то казалось, что тебе все равно.
Он, похоже, обиделся.
— Ты же знаешь, я делал то, что должен был делать.
Красный свет сменился зеленым, и я повернул к Санта-Монике.
— Теперь это не имеет значения. Минуло три года.