Она не ответила. Во всем, что он говорил и как говорил, и даже как молчал, ей слышалось: «Без вас нет жизни. Но я ничего не требую. Терпеливо жду».
Неблагодарная, эгоистка — все так и есть. Анна Тарасовна вспоминает, конечно, как он из реки спас… И этот тиф… Неблагодарная. Что мне делать, тетя Мариша? Ведь я же благодарна ему. Очень благодарна. Что я должна сделать?
Ефим Карпович выглянул из кладовушки:
— От доктора присылали: он завтра, однако, с утречка придет.
— Ну, какая досада! Я бы осталась у Анны Тарасовны.
Станислав Маркович протянул:
— Да-а-а, — и уже в ее комнате сказал: — Я бы предпочел ночевать дома, но…
Как понять? Считает ее комнату домом? Или думает, что должен здесь ночевать, а не у себя?..
— Что такое? А почему не дома?
— Две ночи уже мотаюсь по знакомым. Меня ищут как дезертира. Когда приходили, хозяйка догадалась, сказала: в отъезде… Я попрошу чайку? Мне еще успеть к перестановке в театр… — Он быстро вышел из комнаты.
Предложить ночевать здесь? Но сам говорил, что хозяйка из себя выходила даже во время тифа, и, если б не Ефим Карпович… Конечно, возмущение Ираиды — чушь, но… Диван так и не вынесли, и аисты в углу… Что же делать?
— Кипит-бурлит. Давайте заваривать. Пить хочу зверски. — Он поставил самовар, прошелся по комнате. — Беляши ел жирнющие и рыбу соленую. Из театра придется уходить. Во-первых: могут изловить; во-вторых: жалованье уже никто не платит, а сборы нищенские…
— Почему сразу не сказали мне? Что-то надо сделать?
— Ровно ничего. Потому и не говорил. Не попасться, и все… Меня сейчас сильнее заботит — куда идти работать? Где бы не на виду устроиться… В маляры или в грузчики? Или в няни — есть в газете: «Требуется».
Она молча резала калач, наливала чай, а он то шутя, то всерьез перебирал подходящие и неподходящие заработки и вдруг, так же наполовину шутя, сказал:
— А знаете, мне думается, не прощальное ли это благодеяние Нектария? Не его ли указующий перст? Иначе как бы до меня докопались в этом бедламе? Других «дезертиров» не трогают же. А он, вероятно, решил воздействовать на вас.
За легкостью тона ей слышалось: «Мы, конечно, связаны крепко, потому Нектарий выбрал такой ход. Но ради вас я готов на все. Готов был утонуть, заразиться тифом. И новой опасности я не придаю никакого значения». И она вдруг возразила:
— Почему обязательно тут Нектарий?
Он мельком глянул на нее и рассмеялся:
— А действительно — почему? Придет же глупость в не очень глупую башку. Ну, аллах с ним. Самое главное сейчас, чтобы вы окрепли до начала в университете. Надо вас кормить — усиленное питание, выражаясь вашим профессиональным… — Взгляд у него стал ясный, мягкий, как у его сестры на портрете.