— Ефим Карпович, милый, чайку погорячее можно? Промерзла до самой души.
Стояла, прижавшись спиной к горячей печке, пока хозяин принес пузатый чайник и меду на блюдце. Выпила, обжигаясь, две чашки, — дрожь улеглась, и отчаянно захотелось спать. «Значит, все-таки трусила. Не гожусь». Поставила будильник, положила подушку на диван, взяла плед, надела теплый халат — полтора часа, можно отлично выспаться, потом поесть и… Кто это стучит? Да так лихо — кто бы? Подошла к двери, постояла. Стук повторился, громко выбивали какой-то бравурный ритм, и, стоя вплотную, она слышала, что стукнули сначала высоко, постепенно удары спускались, и последний пришелся у самого пола. Кому взбрело так забавляться?
— Кто там?
Послышался громкий раскатистый смех.
— Откройте, мисс Виктория, откройте скорей!
Принесло же! Откуда?
— Я уже собралась спать. Зайдите, пожалуйста, завтра, мистер Джобин.
— Сегодня! Немедленно! Письмо от ваша мамочка! И поручение! Безотложное!
— Минуточку! — Хотела переодеться, растерялась, а он все выстукивал что-то отчаянно игривое. — «Ну и к черту, в халате так в халате».
Джобин, мягко ступая, вбежал, раскинул руки, кланялся и улыбался, как цирковой артист после фокуса. Распахнулась длинная соболья доха, подбитая котиком или выдрой, ушанка тоже из соболя, из нее лезет красное лоснящееся лицо, высокие — за колено — расшитые унты почти закрыли брюки. Он бросил на стул ушанку и меховые рукавицы и протянул к Виктории обе руки:
— А косы? Великолепные русские косы? Неужели — тиф? О-о! Силы небесные! Но вы очаровательна по-прежнему. Нет, лучше прежне… Дочь своя мамочка — ваше место сцена. Верьте Гарри Джобин — сцена! — Он обходил ее кругом, бесцеремонно оглядывая. — Гарри Джобин увезет вас в Чикаго. Вас и мамочка.
Она расхохоталась от злости. С ног до головы в мехах, Джобин очень себе нравился, ходил, как-то особенно шевеля плечами, играя роскошной дохой. Он тоже засмеялся и сел. Откинул доху, вынул меховой с ярким узором бумажник, видно из самоедского кисета, и достал письмо:
— Получил через наша миссия строгий приказ от ваша мамочка — доставить вас невредимостью Шанхай. — И опять засмеялся.
«Витка, родная, дочура! — знакомые прыгающие буквы, слова, строчки. — Если б ты знала, как мы живем! Точь-в-точь сказочные короли. Шанхай — почти Европа, иностранцев — уйма! Дела у Нектария блестящи, и никто не грабит.
Мы составили приличную труппу, играем с огромным успехом. Иностранцы многие не понимают по-русски, но мною восхищаются все. Советуют ехать в турне по Америке и Европе — говорят, все русское безумно модно. Но я, конечно, дождусь тебя. Мы живем в отличном европейском доме, но прислуга — китайцы, очень тихие, работящие и услужливые. Когда ты будешь со мной, я буду совершенно счастлива. Джобин привезет тебя. Можешь взять у него денег сколько захочешь — он очень обязан Нектарию. Привези хоть пудик сливочного масла, такого, как у нас, нет нигде. Жду, доча моя, ужасно жду, ужасно скучаю и беспокоюсь, даже плачу. Жду, жду, жду.