— Вот косатая пришла, книжки принесла!
Викторию залило теплом, неловкость таяла.
— А ты откуда знаешь?
— А знаю.
Дубков легонько шлепнул пальцем по губам Петруся. Анна Тарасовна сказала:
— Нехорошо, Петрусик, надо по имени звать.
Мальчик, прищурясь, замотал головой:
— Не-е! Длинно! Косатая — лучше.
— Ну, зови «косатая»! А то зови меня: Витя!
— Витя? Вити бывают мальчики, а косатые мальчики не бывают! — Петрусь озорно завертел головой, захлопал ладошками по столу.
— Ну, разбаловался! — остановил отец. Мальчик порывисто обнял его за шею и прижался.
— Радый, что батька дождал, — сказала Анна Тарасовна. В слове «дождал» слышалось не повседневное ожидание отца с работы.
Виктория положила книжки на стол около Петруся.
— А Станислава Марковича арестовали ведь…
Четыре пары глаз устремились на нее.
— Ночью сегодня.
Оба мальчика выжидательно посмотрели на отца.
Дубков сказал:
— Так-так, — точно оценивая известие. — Вечером третьего дня — значит, перед самым арестом — мы встретились. Он ведь не ждал, что заберут?
— По-моему, нет.
— Так. — Дубков смотрел на Викторию, но думал о чем-то своем.
— Теперь будут хватать каждого, кто коло красных постоял, — сказала Анна Тарасовна, взяла самовар со стола. — Чаю погреть, Витя? Сидайте к столу!
— Нет, нет!.. Спасибо. — Виктория подвинула свою табуретку к Дубкову. — А у нас в университете митинг был сегодня.
— Так-так. Ну?
Дубков слушал внимательно, изредка задавал вопросы, приговаривал «так-так». Иногда это значило: «так и знал», иногда звучало вопросом, иногда заменяло крепкое словцо. Дослушав, опять сказал: «Так-так», — и покачал головой.
— Перед вами тут дивчина приходила. Славгородская сама…
— Настя Окулова? Я же знаю ее по гимназии.
— Знаете? Она из-под Славгорода.
— Да, да.
— У нее, слыхать, все родичи порубаны, постреляны. И мать, и отец, и братья, и сестры, и племяннички малые. Завтра ехать сбирается — может, хоть кого живого найдет.
Виктория крепко сцепила руки на коленях:
— Николай Николаевич, если что-нибудь… хоть немножко… могу я пригодиться… Мне все равно, что делать.
Дубков не ответил, но эти слова его не удивили, не требовали объяснений. Петрусь перелистывал «Конька-Горбунка», Коля у печки щепал лучину, Анна Тарасовна убрала посуду, подсела к столу с шитьем.
Как у них спокойно! Почему у них так спокойно?
— С Николаем-то Николаевичем конфуз получился. — Анна Тарасовна усмехнулась. — Хотели посадить, тай нельзя — типографии станут.
— Так-так, — неожиданное озорство мелькнуло в глазах Дубкова. — Ихний жандарм часа, наверное, три накручивал телефон, раскраснелся, надулся, кричит: «Из самой Москвы механика привезу, а тебя арестую».