сказали?
— Две Моисеевы скрижали!
Симха, наклонив голову, стоял у самого входа в дом. Губы его шевелились. Я подошла поближе и услышала, что он повторяет вопросы, которые младший сын должен задать отцу во время седера. В прошлом году вопросы задавал Дов, теперь — впервые — настала его очередь. «Ма-ништана а-лайла а-зе? — Чем ночь эта отличается от других ночей?» Его голосок был слишком слаб для таких тяжелых, взрослых слов.
Он поднял глаза.
— Зачем мне задавать вопросы, если я и так знаю ответы?
— Это — часть праздника, — сказала я. — Ты спрашиваешь, а папа отвечает. После, когда ты станешь отцом, ты будешь отвечать на вопросы сына.
— Я не хочу становиться отцом. — Голос его звучал решительно. — Я стану утенком.
— В парке на пруду?
Он кивнул.
— Тогда я буду приходить кормить тебя, — пообещала я, накручивая на палец рыжую прядку.
— Хлебом?
— Ага, каждый день буду приносить хлеб, кроме шабата. В шабат я принесу тебе оладьи со сметаной и абрикосовым джемом.
Он весь затрепетал от возбуждения.
— Крякать я уже умею, осталось научиться плавать.
— А летать? — спросила я.
— Летать само получится. — Он развел руки в стороны и замахал ими.
Я обняла его и спросила, показывая на пляшущих детей:
— Ты не хочешь петь со всеми?
— Нет-нет, я знаю эту песенку. Одиннадцать будет — звезды, приснившиеся Иосифу. А двенадцать — Колена Израилевы. У меня нет времени петь, мне надо повторять вопросы. — Он положил голову мне на плечо. — Только бы сегодня вечером не описаться.
Я взяла его на руки и понесла в дом мимо привратника, сидевшего со своим псом в холле. Он буркнул, не глядя на нас:
— Я думаю, они успокоятся только завтра, когда дом рухнет!
Посреди до блеска вычищенной гостиной стояла госпожа Калман. Она была бледнее обычного. Слезы текли по щекам и капали на стопку тарелок, которые она прижимала к груди. Секунду мы смотрели друг на друга: она — с тарелками, и я — с Симхой на руках. Потом она произнесла бесцветным голосом:
— Уж и не знаю, сколько времени ношусь с этими тарелками, из кухни в комнату и назад.
— Почему бы вам не поставить их на стол? — спросила я.
Она прикрыла глаза:
— Восемь дней Песаха! Лучше бы мне лечь на пол и все восемь дней проспать.
Именно это было ей нужнее всего. Но она поставила тарелки на стол и вытерла фартуком лицо.
— Мне столько всего надо еще сделать до вечера, — сказала она. — А от мужа помощи не дождешься. Он не просто занимается шоколадом, у него в этот шоколад все мысли упираются. Лейзер, говорю я вчера, мы должны благодарить Всемогущего, что Он не занял Моисея в шоколадном бизнесе. Если бы это случилось, нам никогда бы не добраться до Земли Обетованной. Мы так навсегда и остались бы рабами в Египте, и что хуже всего — у всех были бы испорчены зубы. — Она вздохнула и дружески подтолкнула меня к двери. — Берите девочек и отправляйтесь в парк. Я не перенесу, если кто-то будет сейчас путаться под ногами.