Вэй Юн протянула руку к незнакомцу, медленно ощупала его плечи, лицо, запустила пальцы в волосы.
«Это была твоя собственная идея, — укорила она себя за несвоевременную трусость, — не можешь — так выстави сейчас же за дверь!»
Никогда бы ей не пришло в голову, что одно воспоминание — воспоминание, что должно было утонуть в крови и криках убитого ею Вэнь Чжао — может ранить так сильно, что придётся успокаивать себя, как если бы мёртвый враг и впрямь восстал и вот-вот исполнит своё чудовищное намерение.
Это было слишком для неё, но…
… Но незнакомец, почувствовав её дрожь, вдруг подался вперёд и поцеловал — в лоб, целомудренно, как испуганное дитя. Что-то сорвалось внутри; Вэй Ан Ю прижалась к нему и тихо заплакала, лишь мельком подумав: вот бы Цзян Чен и правда отыскал кого-то не слишком говорливого.
Он медленно гладил вздрагивающие плечи, и было в тепле, которое ей дарили, что-то щемящее, близкое, родное. Как будто Вэй Юн всю жизнь знала этого человека, который сейчас должен был претворить в жизнь её ночной кошмар, знала его прикосновения, его поцелуи. Помнила и запах — чистоты, сандалового дерева. Вот незнакомец протянул руку к повязке на глазах, пропитавшейся её слезами, собираясь снять — Вэй Ан Ю чуть отстранилась, помотала головой и снова прильнула к близкому теплу.
Что-то из той, далёкой жизни, где от неё ещё не требовалось рваться из кожи вон, чтобы защитить и спасти, из светлых времён, которые, придя во снах, сводили с ума сильнее, чем запах палёной плоти и люди, корчащиеся в огне; больнее, чем иглы под ногтями, страшнее, чем голоса духов горы Луан Цзан.
Страшнее, чем воспоминание о том дне, когда усмехающийся Вэнь Чжао, глядя на неё, чуть живую, единственным глазом, говорил: «Я бы с радостью ослепил тебя, но успеешь ли ты помучиться как следует? Цени мою щедрость, Юн-Юн: если как следует обслужишь моих солдат, я только выжгу тебе глаза — и оставлю жить».
Когда она, не помня себя от ужаса, на грани безумия смеялась у края обрыва, и кричала ему в лицо, что вернётся, непременно вернётся самым страшным демоном, что он может вообразить, а после, не дожидаясь, пока её поймают, сама прыгнула вниз.
Теперь же Вэй Ан Ю владела собственным кошмаром, мяла его, как глину, и незаметно для себя — всё крепче прижимала к себе незнакомца, жадно вдыхая успокаивающий запах. Он дёрнулся, как если бы хотел вывернуться, уйти, но она не размыкала сплетённых на его шее рук.
— Останься, — шепнула она, наугад ткнулась губами — получилось в ухо. Мужчина рвано вздохнул; руки с шеи опустились ниже, приспустили одежду с плеч. Внутри что-то сжалось, на этот раз — не от страха. Незнакомец крепко сложен, тело тренированное: солдат или заклинатель. Вэй Юн поймала себя на мысли, что пытается понять, как он выглядит, и тяжело вздохнула. Дураку понятно, что не выйдет воспользоваться этими робкими прикосновениями, полными затаённого восторга, чтобы сосредоточиться на нужном воспоминании, исказить в необходимую сторону.