Сил не осталось. Слов — тоже.
Шантия шла по тёмным залам и галереям, и каждый камень, каждое лицо, вытканное на гобелене, смеялось. Снова, снова это чувство: должно быть больно, но вместо этого — спокойно, будто вслед за зимой снаружи наступила зима и внутри, в душе.
Богиня не услышала. Наверное, она и в самом деле слышит только тогда, когда молишься по-настоящему, так, как учат Незрячие Сёстры.
До самой смерти, говорил дракон, ты не покинешь этих стен.
Подкашивались ноги, но Шантия шла, будто надеялась отыскать среди множества комнат потерянную надежду. Очнулась она на вершине башни: недавно, совсем недавно довелось смотреть отсюда вниз, на галерею, где сражались Киальд и Гиндгард; сражались, как казалось, из-за неё. Разве достойно — сперва сражаться за жизнь девушки, чтобы после лишить её единственного счастья, единственной мысли, помогающей вытерпеть любую боль, любое унижение?..
Нет. Это всё просто снится. Нет обледеневших зубцов, поросших мхом, нет границ и нет стен. На самом же деле это очередная сказка; и не от кнута вовсе не чувствуешь спины — нет, то режутся из-под лопаток крылья. Довольно сделать шаг вперёд — и ветер подхватит, и унесёт к далёким островам, к далёкому дому…
— Ты что это удумала?!
Стоя на краю, Шантия обернулась. Разрушая только что придуманную сказку, стояла близ лестницы почти седая варварская женщина с такими же, как у дракона, светлыми глазами. Не даст, не даст лететь — повиснет на ногах мёртвым грузом, удержит…
И тогда Шантия заговорила.
Она говорила, не надеясь быть услышанной, лишь выбрасывала из себя накопившиеся речи — слово за слово, боль за болью; так выкидывают что-то ненужное и почти ненавистное. Конечно, собеседница не ответит: среди потомков великанов нет тех, кто мог бы понять, кто мог бы почувствовать…
Но женщина приспустила с плеч платье — и показалась иссечённая спина, где причудливым узором сплетались рубцы давно зажившие и совсем недавние, и Шантия подавилась словами. Невероятно жалкими и стыдными вдруг показались какие-то три-четыре пореза.
— Кто вы?.. Откуда… — пленница протянула руку к шрамам, и женщина отстранилась:
— Меня звать Ирша. А ты — та девка с островов.
Так странно, что тебя знают все кругом, а ты не знаешь никого и ничего.
— Откуда у вас шрамы?.. Да ещё столько…
— Потом как-нибудь расскажу.
Ирша не успокаивала и не пыталась улыбнуться. Она почти сразу ушла, так и не сказав, что же забыла на башне; может, и это доведётся узнать потом?..
Потом. В том самом дне, которого ещё нужно дождаться. Шантия оттянула присохшую ткань от лопаток и передёрнулась, когда за шиворот забились хлопья снега. Как же здесь, наверху, ветрено! Но это просто ветер, а не норовистый скакун, какого можно оседлать и нестись на нём до края света.