Вслед за тем днём, когда она почти ступила на лунную дорогу, случалось многое. Кухарка обварила ногу кипящим супом, у одного из стражников родился сын, прибыл гонец, известивший, что принцесса Фьора сможет посетить замок Кродора лишь когда сойдут снега. Всё это Шантия теперь слышала — и недоумевала, отчего не получалось слышать раньше. Будто прежде в песочных часах в самой сердцевине застряла крупная песчинка, а сейчас наконец-то проскочила, и время вновь пошло своим чередом.
Кругом — люди. Разные люди, а не подчинённые одной только мысли потомки чудовищ. Есть среди них и такие, как Ирша.
Не то чтобы выходило совсем не страшиться её: как свойственно варварским женщинам, она была слишком крупной и по-крестьянски грубой. Почти не верилось, что когда-то её привезли сюда — так же, как саму Шантию. Может, потому и свойственно многим выдумывать сказки, что в жизни истории порою слишком похожи?..
— А ты молиться не будешь?
Время не стоит на месте, и потому, наверное, не стоит теряться в размышлениях. Шантия вздрогнула, и мелькнула мысль: неужто даже самая разумная среди варваров не понимает?.. И тотчас пришла другая, холодная и ясная: конечно, не понимает. Глупо надеяться, что кто-то услышит невысказанные слова.
— Разве это не святотатство — молиться в часовне одних богов другим?
— Перед ликами Триады я молилась другим; поверь, небесным огнём меня ни разу не поджарило.
Что-то в голосе едва знакомой варварской женщины вселяло уверенность. Быть может, в очередной раз ложную. Шантия не помнила молитв, как прежде; но стоило закрыть глаза — и слова полились сами собою:
— Пресвятая Джиантаранрир, та, что подарила нам безбрежные океаны и непостижимые глубины, та, чей огонь вечно согревает нашу кровь…
Украдкой она приоткрыла один глаз — не желает ли чудовище, нависшее над алтарём, покарать ослушницу? Но волчья голова, сплетённая с медвежьей и орлиной, молчала; и, осмелев, Шантия продолжила говорить:
— Та, что пошла против отца и своим грехом подарила нам жизнь…
Обычно принято у богов чего-то просить; по сути, любая молитва — просьба. Что же добавить? Стеклянные глаза трёх голов смотрели выжидающе, будто готовые в любое мгновение ожить и наброситься. Нет, не нужно думать о них, как не нужно думать и о том, что трясутся руки. Это первая настоящая молитва к Незрячей, произнесённая на этой земле.
Наверное, нужно попросить о самом сокровенном, о том, чего жаждешь больше всего на свете.
— … Солнечные лучи указывают путь едва пришедшим в этот мир душам; так пусть и мне они укажут среди морей путь к дому.